Было бы очень приятно услышать удар моей руки по голове этого тупицы, но это ни к чему не приведет. Перо могущественнее меча, так что из этого следует, что словесное нападение более долговечно, чем физическое. Я сажусь на кофейный столик напротив Шейна. Он выглядит как дерьмо.
— Как бывший, ты имеешь право помнить Пейсли такой, какой ты ее считал, — не то чтобы она была такой, какой ее считал этот идиот, но я отвлекаюсь. — А право Пейсли — быть той, кем она хочет быть в реальности. Ты должен помнить ее такой, какой ты ее воспринимал. Она может быть кем угодно на пути к тому, чтобы стать тем, кем она хочет. Логично?
Глаза Шейна закрываются.
— Ясно, как грязь.
Я оставляю его на диване, возможно, в отключке. Я поступил по-человечески. Я проследил за тем, чтобы он зашел в дом, но, возможно, он получил бы столь необходимую частичку унижения, если бы проснулся утром с вмятиной от гравия на щеке.
Дело вот в чем: я не был тем счастливчиком, который встречался с Пейсли три года, и у меня такое чувство, что я знал ее гораздо лучше, чем он. Пейсли никогда не была просто рядом. Шейн был, да и сейчас остается, слишком поверхностным и самовлюбленным, чтобы это заметить. Пейсли не была персонажем второго плана. Она была всей этой чертовой историей. Сложный сюжет, переплетенный с побочными сюжетами. Захватывающий главный герой. Внутренний конфликт, смешанный с изменчивыми целями.
Шейн никогда не был мужчиной настолько, чтобы прочитать ее историю.
Но я? Я ушел в нее с головой. Забудьте о медленном погружении, я уже потерялся на ее страницах. Меня зацепила первая страница, первое предложение.
Есть ли у меня любимая книга?
Конечно, есть. История о Пейсли Ройс.
И будь я проклят, если она не закончится счастливым концом.
Пейсли ждет меня. Скрестив ноги в центре кровати, она одета в мою серую футболку из джерси. Ее лицо без макияжа, который она нанесла на репетиционный ужин, посвежевшее от ночного увлажняющего крема.
Мои руки жаждут прикоснуться к ней, откинуть ее на подушки и поцеловать впадинку горла. Выражение ее лица говорит мне о том, что нужно сделать паузу в своих желаниях.
— Что случилось? — спрашиваю я, снимая обувь и ставя ее рядом с дверью.
Пейсли фыркает.
— Если ты хочешь снова попробовать кайтбординг, то завтра будет хороший день. Оказывается, я свободна.
Я сажусь на кровать, согнув одну ногу и опустив другую на пол.
— Что-то случилось с Сиенной после моего отъезда?
— Можно и так сказать, — Пейсли издает резкий вздох недоверия. — Она выгнала меня со своей свадьбы.
Я откидываю голову назад.
— Она… Что?
Пейсли, сложив руки на коленях, начинает тереть большим пальцем одной руки верхнюю часть другой.
— Почти такая же реакция была и у меня.
Я тянусь к ее рукам и легонько сжимаю, чтобы дать ей понять, что я рядом. Она с самого начала не хотела участвовать в этой свадьбе, но набралась смелости и приехала сюда, только чтобы быть выгнанной?
— Что случилось? — осторожно спрашиваю я.
— Сиенна думает, что у меня все еще есть чувства к Шейну, —закатывает она глаза. Я тоже закатываю глаза, но внутренне.
— Скажу честно, мне показалось, что мы чертовски хорошо продали наши отношения на этой неделе.
— Сиенна видела твой аккаунт. Она знает, что наши отношения фальшивые, — глаза Пейсли встречаются с моими, она смущена таким признанием. — Или были, во всяком случае. Неважно. Я не знаю.
— Были, — подтверждаю я.
Ее улыбка небольшая, но она есть. В ней и благодарность, и облегчение.
— Что ты чувствуешь по поводу того, что сделала Сиенна?
Ее щеки наполняются воздухом, как у иглобрюха, и она выпускает его на одном шумном выдохе.
— Сначала я разозлилась. Возмутилась. Типа, как ты смеешь? Ты знаешь, через что я прошла, чтобы попасть сюда? А потом это чувство улеглось, и мне стало грустно.
— Потому что ты пропустишь свадьбу своей сестры? — Пропустит ли? Разве то, что тебя выгнали из подружек невесты, означает, что тебя также не пустят на свадьбу? Я понятия не имею, и сейчас не самое подходящее время спрашивать. Сейчас самое время слушать.
Пейсли качает головой.
— Может быть, в какой-то степени, но не совсем. Скорее, я не могу поверить в то, как быстро моя семья изгоняет кого-то, если он не делает то, что ему говорят. А потом я задумалась об этом и поняла, что так поступают только со мной. Это от меня отец ждал, что я пойду по его стопам и поступлю в его альма-матер, это от меня он хотел, чтобы я возглавила его фирму. Сиенна ожидала, что я буду делать то, что она скажет, без лишних вопросов, — Пейсли дважды моргнула, уставившись на покрывало, пока не подняла взгляд и не встретилась с моими глазами. — Почему? Почему я? Мой отец совершил ужасный поступок, изменив моей маме, а затем попросив меня скрыть от нее правду. И он не то чтобы умолял меня сделать это. Он проинструктировал меня. Он полагал, что если он скажет, то я последую. Как заповедь.
Я был там, где сейчас Пейсли, — вглядывался в реальность недостатков любимых людей. Никто не совершенен, но когда чьи-то недостатки причиняют тебе вред, это причиняет дополнительную боль, когда ты их любишь.
— Пейсли, я недостаточно хорошо знаю твою семью, чтобы составить конкретное мнение об этом, но вот мои два цента: некоторые люди — прирожденные манипуляторы, и иногда намерение не злое, а привычное, — она кивает, и я воспринимаю это как разрешение продолжить. — Кроме того, есть люди, которые не могут видеть собственные недостатки. Кто-то называет их нарциссами, кто-то может сказать, что у них есть нарциссические наклонности, или их можно просто назвать эгоистами.
Пейсли удивленно смотрит на меня.
— Откуда ты все это знаешь?
— Исследование для моей книги. В итоге оно мне тоже очень помогло.
Она улыбается не очень-то счастливо.
— Похоже, я спонсор твоих знаний.
— Помнишь, как мы ехали в машине к побережью после прилета? Я сказал, что посажу тебя к себе на спину и уплыву с этого острова. Предложение в силе.
Она поднимается, выпрямляет скрещенные ноги и опирается на колени. Ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и она притягивает меня к себе. Уткнувшись носом в ложбинку у ее горла, я глубоко вдыхаю.
— Ты пахнешь божественно.
— Опиши, как именно, Мастер Слова. Чем я пахну?
Я стону в ее кожу, звук гулкий.
— Ты пахнешь так, будто ты моя.
Она откидывается на пятки, глядя мне в глаза.
— Я твоя?
Ее красивые глаза, лицо в форме сердечка, веснушки от солнца — все это губит меня. Эта женщина, эта женщина.
— Мы шутим, что я приехал сюда ради торта, верно?
Она кивает, ожидая.
— Пейсли, — мои пальцы скользят по ее волосам, обхватывая ее затылок. Начинаем. — Ты и есть торт. Я здесь ради тебя. Я здесь в трудные времена, и я здесь ради тебя, пока ты растешь как личность, и я не знаю, как тебе, но все эти фальшивые отношения перестали казаться фальшивыми, как только мы приземлились.
На лице Пейсли появляется улыбка, которая может соперничать с полуденным солнцем над океаном за нашим окном.