Старики говорят, и у них, азиатов, когда-то было свое сильное и могущественное государство — Мин. Власть китайского императора распространялась чуть ли не до самой Африки. Китайские товары — хлопковые ткани, шелк, чай, рис — хорошо расходились по миру. Страна, казалось, процветала, но тут начались войны.
Вначале на север Китая вторглись монгольские полчища Алтан-хана, следом подверглась нападению Японии Корея, бывшая частью империи. Китайцам, развернувшим многомиллионную армию и большой флот, удалось отбросить врага со своих территорий, но империя понесла огромные потери. Тут еще чума, неурожаи, голод, унесшие миллионы жизней.
Народ охватило отчаяние. По всей стране прокатились городские и крестьянские восстания. К середине семнадцатого века мятежные режимы возникли во всех уголках империи. Последний император династии Мин, Сы-цзун, покончил с собой, когда в 1644 году в Пекин вошли мятежные войска Ли Цзычэна. Маньчжуры в ответ на просьбу о помощи осажденной династии Мин выдворили из столицы Ли Цзычэна и установили собственную династию — Цин, создав самую великую империю со времен монголов.
С тех пор древний народ уже не хозяева в своей стране, а лишь рабы чужеземного правителя Шэн-цзу. Теперь все главные посты в государстве занимают маньчжуры, и во всех крупных городах и на границах империи стояли маньчжурские военные гарнизоны. Дошло до попыток маньчжур изменить обычаи и заставить китайцев учить свой язык.
…Фан поведал о бывших «русских» азиатах, ушедших за Большой Хинган в долину Сунляо. Там, мол, на берегах реки Нонни, их и надо искать.
Фану дали коня, и он повел отряд по своим только ему ведомым тропам. Тишина, и лишь слышно было, как лошади шевелят высокие травы, еще не успевшие пожухнуть, а под их копытами трещат сухие ветки. Глухой край. На десятки верст ни одного селения. Одни только сопки, покрытые монгольским дубняком, густые смешанные леса, перелески и заросли низкорослых кустарников. Иногда в долинах попадались ручьи и небольшие речушки, где всадники могли напоить своих усталых коней.
Впрочем, чем ближе была цель, тем все чаще на их пути стали встречаться мелкие гнезда хижин с пятнами огородов и даже целые деревни. На близость жилья указывали узкие дороги, белой пылью уходившие через поля, рощи, леса и кустарники.
В яркий короткий полдень где-то вдали, словно море, дрожала бледно-сизая дымка. Снова навстречу попадались хижины с огородами, водоемы для выращивания риса, на которых по колено в грязи копошились какие-то люди. Порой дорогу казакам преграждали огромные, словно серые скалы, волы, неторопливо тянувшие за собой повозки, груженные рисовой соломой.
Чтобы не напороться на маньчжуров, Фан старался избегать наезженных дорог. Их путь постоянно пролегал то через горы и леса, то через заливные луга, а то и болота. Гуськом идти всегда легче, но азиат попросил казаков не идти строем. Служивых это удивило, но только не Федора, знавшего подобные уловки хунхузов — китайских воров, промышлявших грабежами. Двигаясь вразброд, они как раз заметали свои следы, иначе образуется тропинка, которая приведет любого врага к лесным жилищам азиатов. Этот же манер был в ходу у маньчжуров, монголов и крымских татар, совершавших набеги на Русь.
— Ты бандит? — спросил Федор у китайца.
— Нет! — замотал тот головой: мол, он не хунхуз, а просто знает их повадки.
Фан боялся, что какой-нибудь летучий маньчжурский отряд случайно заметит свежую тропу и пустится за ними в погоню, а азиат не хотел умирать, ведь в родном поселении его ждали жена и целая куча детишек. Маньчжуры же обязательно его убьют, если узнают о его найме к русским проводником. Тут и без того жизнь Фана висит на волоске, так как маньчжурский император в своем высочайшем указе запретил китайцам селиться к северу от Великой Китайской стены, но те часто нарушали этот указ, с незамедлительной и неминуемой расплатой. Застигнутые врасплох маньчжурскими воинами, китайцы гибли от ударов острых мечей и ядовитых стрел, а на месте их жилищ оставались пепелища.
…Девственная пустыня. Казалось, в этот мир еще ни разу не ступала нога человека, настолько здесь все было свежо и первобытно. Середина сентября, Марфино лето, но природу еще не тронула осенняя седина. Все так же радуют глаз высокие буйные травы, и зеленая осока вокруг озер, и темно-изумрудные барашковые вершины высоких сопок. Хорошо и привольно на душе! Но даже при столь благостном расположении духа глаз казака постоянно блуждал по сторонам, пытаясь углядеть признаки внезапной беды, а его острый слух улавливал каждый посторонний звук.