В белесой дымке обозначился кустарник. Я уловила невнятное бормотание. Кто-то разговаривал! Отдельные слова не различались, бормотание сливалось в монотонную абракадабру, но звуки, безусловно, издавал человек, а не какая-нибудь надломанная ветка, скребущая по коре.
Я отключила прочие органы, оставила только уши и... И бормотание, естественно, прекратилось. Усиливался ветер, и действительно какая-то ветка заунывно скрипела в такт его порывам.
Затем прозвучало еще одно слово. Я не ошиблась: «Понял». Пискнула электроника, дрогнул кустарник напротив меня. Зачавкал мох под ногами.
Он возвращался!
В этот миг я совершила первую из двух непростительных ошибок. Мне следовало остаться за деревом. Незнакомец прошел бы мимо, и я бы его узнала (на сидящую под деревом особу в густом тумане можно и не обратить внимания). Но меня опять куда-то понесло. Я вскочила, шагнула назад. Выстрелила хворостина под ногами. Ошалев от страха, я вывалилась из леса и побежала к лагерю. Там и совершила вторую ошибку – до того перепугалась, что упустила из вида элементарную вещь: на поляне спят шестеро, что мешало поднять их криком и потребовать защиты? (Хотел ли выходящий из леса причинить мне вред – вопрос интересный, но какая разница?)
Логично мыслить я была не в состоянии. У страха глаза... и прочие увеличенные органы. Я забралась в мешок для сна, швыркнула «зиппером» и принялась усердно молиться. А вдруг он не видел меня? Подумаешь, топот. Может, стадо оленей пробежало?
Человек остановился рядом с моим «спящим» мешком. Я умирала от ужаса. Он мог одним ударом вбить мой нос в затылок, а спальный мешок превратить в «святую плащаницу», навеки запечатлевшую мою физиономию. Но не стал. Постоял и двинулся дальше – досыпать.
А я провалилась в какую-то поземку. Сон – не сон, но сознание отключилось...
Пробуждение было трудным. Я бродила сомнамбулой среди пакующих пожитки людей, мешалась под ногами, пока раздраженный Липкин не придал мне ускорение к журчащему на опушке ручью:
– Марш, засоня, физию мыть!
Когда я прибежала обратно с покусанным лицом и принялась вытряхивать из мешка репеллент, они стояли в походном облачении и молча меня осуждали.
– Семеро одного ждут? – спросил Борька.
– Не высыпаемся, боец? – съерничал Усольцев.
– Будем тренироваться, – пообещал Блохов.
– Можно подумать, мы опаздываем... – Я обильно надушилась и завязала мешок, Усольцев помог забросить его за спину. – Вот так и уходим – не помолимся, без завтрака?
– День обещает быть жарким, Дарья Михайловна, – хмуро возвестил Боголюбов. – Если не верите, посмотрите на небо. Будем идти, пока не взмокнем. А там посмотрим. Ягодки в пути пощиплете.
Пока я досыпала, тучи разошлись. Зима в этот год в Сибири выглядела глупо, а лето – странно. Зимой мы почти не носили тулупы, а летом погода отличалась стабильной непредсказуемостью: сухие вёдра и дожди с прохладой могли сменяться по восемь раз на неделе.
– Кто-то в лес под утро ходил, по телефону разговаривал, – решившись, выдавила я.
И правильно сделала, что решилась. Нельзя держать тайну в себе – не тот продукт.
Шесть небритых физиономий и одна женская хмуро на меня уставились.
– Не понял, – сказал Усольцев.
– Ты с кем сейчас говорила, Дашок? – полюбопытствовал Борька.
– Глючит, – пристально глядя мне в глаза, сказала Невзгода. – Плохо спала, вот и глючит.
Командир многозначительно помалкивал. Он курил натощак дешевый «Престиж», яростно выдыхая дым уголком рта. Один из признаков наступающей подавленности.
– В пять утра кто-то пошел в лес поболтать по телефону, – повторила я, – под видом отлить. Но говорил тихо, я ничего не слышала.
– Кто ходил? – сняв с плеча амуницию, поставив ее под ноги и зачем-то оглянувшись по сторонам, спросил Сташевич.
– Не знаю, – пожала я плечами, – туман был. А я за ним из любопытства пошла. А потом он назад подался, я струсила и в мешок спряталась.
– Но голос-то чей? Ты же слышала его...
– Да не слышала, – разозлилась я. – Он в кустах бормотал, пойди догадайся, кто такой.
– Но голос, надеюсь, не женский? – покосившись на Невзгоду, предположил Липкин.
– А я-то как надеюсь... – побледнев, пробормотала «разведчица».
Я сумбурно восстанавливала в памяти обстоятельства происшествия. Клочья тумана, ползущие по лесу, вой ветра, заунывное однообразное бормотание. Краткое «понял»...
– Нет, – сказала я, – не женский.