Демоны закружились в ее глазах, когда они сообщили эту новость. Затем ее подбородок вызывающе вздернулся.
«К черту этот бред», — усмехнулась она, как только доктор ушел. Она решила, что современная медицина ни хрена ей не скажет. И независимо от того, была ли это судьба, чистая сила воли Рен или немного того и другого, наш ребенок рос без происшествий. Рен росла. Однако я видел призраков в ее глазах. Иногда я находил ее на полу в шкафу. Бродячей по дому посреди ночи, пытаясь убежать от прошлого.
Худшего не случилось.
Но врачи подчеркнули тот факт, что она нуждалась в тщательном наблюдении.
Мне нужно, чтобы она была в больнице.
Я сказал ей об этом.
Послышались крики.
Она ушла.
Но, к счастью, вернулась через пару часов, договорившись при условии, что мы будем останавливаться каждые пять минут.
— Не надо этого драматичного мужского дерьма, хватать меня на руки и мчать в больницу при первых признаках схваток, — приказала она.
Я с радостью согласился на это.
Итак, мы поехали в больницу с разницей в пять минут. Она проклинала меня и всю мою родословную каждые пять минут.
Я стиснул зубы, видя, как ей больно.
Нам показали ее личную родильную палату. Ее родителям позвонили, подругам тоже. Все было очень спокойно. Рен писала е-мэйлы.
Пока не стала чертовски бледной, а мониторы не начали выключаться, и весь мой мир не начал разваливаться на части.
Люди ворвались в комнату. Я беспомощно наблюдал, как они начали работать над Рен, настойчиво пытаясь оттолкнуть меня.
В какой-то момент врач оттащил меня в сторону.
— Сэр, частота сердечных сокращений у обоих снижается, — сказал врач. — Мне нужно знать, на ком сосредоточить внимание, если случится худшее.
Я уставился на него, все внутри затихло.
— Перестать ходить вокруг да около и скажи мне, что, черт возьми, ты имеешь в виду.
Губы доктора сжались в твердую линию, прежде чем он открыл рот и вздохнул.
— У вашей жены, и у ребенка замедление сердца. Вам нужно выбрать. Если все сводится к спасению одного, кого нам спасать?
Я уставился на этого человека, не подозревающего, в какой опасности он сейчас находится.
— У вас есть жена, дети? — спросил я.
Он моргнул, выходя из своего отстраненного состояния.
— Я не думаю, что…
— Отвечай на гребаный вопрос, — потребовал я.
Этот человек привык командовать, люди относились к нему с почтением.
— Если я выхожу из этой больницы без ребенка и жены, то сразу еду прямо к тебе, — сказал я ему. — Приставлю пистолет к голове твоей жены, нож к горлу ребенка и попрошу выбрать, кого убить.
Я позволил словам повиснуть там, оседая в воздухе. Это был врач из Лос-Анджелеса, и можно было бы с уверенностью предположить, что в прошлом ему угрожали люди. Но я сомневался, что когда-либо правда был готов на это.
Он выглядел так, словно вот-вот обмочится.
Затем я подошел к своей жене, на лбу у нее выступил пот, лицо покраснело, глаза были дикими от боли, страха и в основном решимости. Однако над этим выражением лица был ужас. Что-то вцепилось в нее, пытаясь забрать. Чудище, которое следовало за смертью. Я видел это много раз.
Только в самых страшных кошмарах я думал, что увижу этот взгляд в глазах Рен. Я скрыл от нее свой страх. Ей не нужно видеть поражение на моем лице. Не сейчас, когда она нуждалась в моей силе и вере в нее.
— Я не потеряю его, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
Это мальчик. Мы выяснили это так быстро, как только смогли. На этот раз Рен не хотела сюрпризов.
— Я знаю, — согласился я. Моя женщина никому не позволила бы забрать у нас еще одного ребенка. Она бы сразилась с самим жнецом. Она боролась бы изо всех сил, чтобы произвести на свет нашего сына. До последнего вздоха.
К счастью, она отдала бы жизнь за нашего ребенка.
Вокруг нас разразился хаос, и я знал, что у меня остались считанные мгновения с ней.
— Я не потеряю тебя, — сказал я ей, в нескольких дюймах от лица. Я вцепился ей в шею. — Это твоя битва, дорогая. Только твоя. Я ничего не могу здесь сделать. Я не могу спасти тебя, моя женщина-викинг. Ты себя спасешь.
Ее глаза прояснились, когда она вспомнила разговор, который у нас был целую жизнь назад. Решимость сдвинула ее брови вместе. Моя женщина была измучена и испытывала боль, которую я не мог понять, но никто не посмел бы пойти против нее с таким выражением лица.