— Это не еда, — ровным тоном ответил Карсон.
— Оливия Поуп не согласилась бы с тобой, — возразила я, не имея сил добавить никаких эмоций в свой голос.
Некоторое время между нами пульсировала тишина, его пристальный взгляд давил на меня. Я все еще не смотрела на него.
— Нельзя пить спиртное с таблетками, — нарушил молчание Карсон.
Я сделала большой глоток из своего стакана, прежде чем ответить:
— О, я не должна смешивать выпивку и таблетки? — сладко спросила я. — Иди попробуй найди в этом районе, кто не делает то же самое.
— Ты — не они. — Его слова прозвучали отрывисто.
Я вздохнула.
— Твоя забота необоснованна, дорогой. Что со мной сделает смешивание таблеток и вина? Что это может отнять у меня? Я не выпью всю бутылку, если ты об этом беспокоишься.
Я почти почувствовала, как сжалась его челюсть, даже не глядя в его сторону.
— Я беспокоюсь о тебе, Рен, — выдавил он.
— Беспокоишься? — я усмехнулась.
— Беспокоюсь, — повторил он. — Потому что ты мое сердце, ты моя душа, ты, бл**ь, мое всё. То, что происходит с тобой, происходит и со мной. То, что разрывает тебя на части, черт возьми, разрывает меня в клочья. — Его голос сорвался прямо в конце. Он разлетелся на миллион осколков, и все, что от меня осталось, разлетелось вдребезги вместе с ним.
Вот оно. Моя спасательная шлюпка. Он был моей спасательной шлюпкой. Карсон. Непоколебимый. Нескончаемый. Возможно, он забавлялся идеей уйти от меня. Не потому, что он не любил меня, а наоборот именно поэтому. Он любил меня каждой клеточкой своего тела, я в этом не сомневалась. Оставив меня в самом низу моей жизни — он умрет. Это уничтожило бы его. Но он с радостью уничтожил бы себя, если бы считал, что так будет лучше для меня.
Но он решил, что уходить от меня — не к лучшему. Он решил остаться. И не только на время. Не до тех пор, пока я не исцелюсь… Что бы, черт возьми, это ни значило. А до тех пор, пока он не испустит свой последний вздох. Он останется. Несмотря ни на что.
Потому что он любил меня.
Потому что я была для него всем.
— Я прожила очень счастливую жизнь, — сказала я в ответ на его прекрасные слова. — Я не испытала настоящей травмы, несмотря на мои выходки в погоне за опасностью и волнением. Я хотела сделать свое существование немного… глубже. — Я теребила нитку на свитере. — Я не такая, как Стелла, Ясмин или Зои во многих отношениях. Они все через многое прошли, чтобы стать теми, кто они есть. Они все чертовски сильные. Они готовы справиться со всем, что бросает им жизнь, не разваливаясь на части. Потому что у них есть с чем это сравнить.
Я сосредоточилась на телевизоре.
— У меня этого нет, — сказала я, на этот раз тише. — Мне не с чем это сравнивать. Кроме того, что я вижу по телевизору или в фильмах. А на телевидении или в кино они теряют своих детей. Это трагично, душераздирающе и ужасно… для одной сцены. Это мощно, это душераздирающе. Но только в одной сцене. Это все, что нужно зрителям. Честно говоря, это все, о чем они хотят знать. Все, с чем они могут справиться. Они не хотят переживать реальность. Так что я даже не имела представления о том, что это за реальность. И хоть я собираюсь носить это с собой вечно… — Я сделала неровный вдох, так как мысль о вечности с этой болью была абсолютно невыносимой.
Карсон ждал в тишине. Он не спешил заполнять ее, пока Оливия Поуп кричала на Фитца на заднем плане.
— Но я не знала, что мне придется носить это с собой, как только я выйду из больницы. Я думала, что избавлюсь от этого. — Я издала глухой смех. — Думала, что мир добрее.
Я осушила свой стакан, наклонившись вперед, чтобы налить еще.
Я почувствовала на себе взгляд Карсона. Я не смотрела на него, не желая видеть или чувствовать никакого осуждения, беспокойства или даже любви.
— Я как в огне, — сказала я, как только откинулась на спинку дивана, слегка поморщившись. Карсон, конечно, выглядел обеспокоенным этим, но опять же, у меня не хватило смелости встретиться с ним лицом к лицу. — Я сижу в собственной крови, — сказала я ему мертвым голосом. — Пока мы сидим здесь, я вся в собственной крови. Я должна сидеть в ней. Потому что не могу справиться с этим по-другому. Все остальное подвернет меня риску заражения. Потому что мои внутренности разорваны в клочья. Мои внутренности — открытая рана. Из меня хлещет кровь. Не сочится, а хлещет. Мир не был добр ко мне. Мое тело, пространство, в котором мне приходится жить… — Я жестом показала вверх и вниз по своему торсу. — Это место, из которого я не могу сбежать. На животе свидетельства того, что здесь когда-то росло.