Я закладывал на всю эту тягомотину несколько часов — так оно и вышло. Бесконечные обмены визитками, попытки вписаться в чужие компании, комплименты дамам... Вскоре отец Даши нас оставил — обязательная часть программы перетекла в хаотичный трёп, именуемый светской жизнью. Насколько я понял, Игорю Игнатьевичу позарез нужно было встретиться с «очень полезными людьми». Мы с Дашей время от времени вливались в молодёжные группы, подключались к пустопорожним беседам, много смеялись и заводили знакомства, которые, по мнению Даши, могли «вырасти в нечто интересное».
Мой час пробил, когда Даша пересеклась с Викторией Вансович — своей давней подругой из запорталья. Вика была огненно-рыжей красоткой с усыпанным веснушками лицом. О моём существовании девчонки тут же забыли. Я шепнул Даше, что отлучусь ненадолго и вальяжной походкой направился в дальний конец Чесменского зала. Я мог бы спуститься на первый этаж, чтобы попасть в Гербовый корпус и архив, но существовал более быстрый путь. Кроме того, у меня не было ни малейшего желания светить свою внешность перед камерами.
Отыскав уборную, я вошёл внутрь и мимоходом успел восхититься роскошью сортира. Даже здесь проектировщики ухитрились отделать всё золотом, мрамором и дорогущей итальянской плиткой. Кабины открывались автоматически и блокировались сенсорами. Присутствовали очистители и увлажнители воздуха.
Разминувшись с незнакомцем в смокинге, я спустился по ступенькам, прошёл через ту часть уборной, где располагались умывальники с зеркалами и сушилками для рук, а затем юркнул в свободную кабину. Запечатал магнитный замок сенсором и вытащил из внутреннего кармана пиджака жевательную пластинку с мятным вкусом. Разумеется, эта хрень была не тем, чем казалась. Брукс раздобыла мне магическое средство, позволяющее в течение часа поддерживать чужую внешность. Я не биомаг, но интересно же побыть в чужой шкуре. Разжевав и проглотив пластинку, я выждал положенные две минуты, а затем вызвал из глубин памяти образ Ярославцева.
В данном случае не требовалось активировать специальный знак или работать с гримуаром. Чужой облик выполнял функцию триггера. Меня тут же начало корёжить, ломать, перекраивать. Кости сжимались, ведь новый щит императора был ниже меня на полголовы. Слегка расширились плечи. Но хуже всего было с лицом. Исправлялась форма черепа, выпадали старые и отрастали новые волосы, сглаживались и перетягивались лицевые мышцы, менялся оттенок кожи. От боли и напряжения у меня даже слёзы выбило из глаз. Цвет этих самых глаз тоже наверняка поменялся.
Отпустило.
Казалось, прошла целая вечность этих мучений.
Стряхнув с себя остатки волос, я встал с унитаза. Смокинг теперь сидел на мне не так хорошо, но всё же приемлемо. Я не ставил перед собой задачу идеально продублировать оригинал. Хватит и примерного сходства. При любом раскладе меня выдаст биометрия, я же не могу её скопировать. Эта маска — на первое время.
Подумав, сужаю плечи.
Неудобно ходить в пиджаке, который трещит по швам.
Вновь присаживаюсь на крышку унитаза, подворачиваю штанины. Совсем чуть-чуть. Выпрямляюсь. Ну, вот. Уже лучше.
Аккуратно собираю выпавшие волосы, бросаю в унитаз, спускаю. И под жизнеутверждающий шум бачка выхожу из кабины.
Отделение с умывальниками пустует.
Критически осматриваю себя в зеркало. Фигура моя, но лицо полностью изменилось. Я стал ниже. Из зазеркалья на меня пялился Глеб Ярославцев. Не идеальная копия, но очень похож. Большего и не надо.
Выхожу из уборной.
И быстрым шагом направляюсь в Танцевальный зал. Веду себя уверенно, сухо киваю чужим знакомым, краем глаза отмечаю сотрудников Дворцовой полиции. Все эти ребята придерживаются дресс-кода — одеты в смокинги и костюмы-двойки, но их выдают повадки, серьёзные выражения лиц и крепкие фигуры. Я уж молчу про оружие, которое пряталось под пиджаками, а не призывалось из ноосферы.
Телефона у меня с собой не было.
Из Танцевального зала я попал в Голубую приёмную. Дверь была заблокирована простеньким замком, реагирующим на электронный ключ. В обычные дни эту дверь не закрывали, только в часы большого скопления гостей. Брукс отправилась во вчерашний день, чтобы проникнуть во Дворец под видом прислуги и перепрограммировать устройство. Если её схватили, я не смог бы войти внутрь...
Но я вошёл.
Голубая комната была вспомогательным помещением, своеобразной канцелярией. Здесь работали секретари и камер-фурьеры, ведущие дворцовую летопись. Пять или шесть человек. Симпатичные девушки и молодой человек. Все в строгих деловых костюмах, за столами антикварного вида, с развёрнутыми плоскими экранами и встроенными в столешницы сенсорными клавиатурами. На моё появление никто не отреагировал — видимо, Ярославцев был частым гостей в этом секторе здания.
Незапертая стеклянная дверь вывела меня в галерею, связывающую канцелярский отдел с Гербовым корпусом. Мои шаги гулко разносились под сводами. Справа и слева виднелись ниши, подсвеченные изнутри. В нишах красовались дорогие фарфоровые вазы, изысканные статуэтки и бюсты неизвестных мне личностей. На стенах висели полотна великих живописцев прошлого.
Гербовый корпус неоднократно переделывался, оснащался всевозможными охранными системами и был полностью закрыт для посетителей. Здесь размещался архив дома Романовых. Наиболее безрассудным шагом было бы проникновение внутрь архива. На пути меня подстерегают видеокамеры, датчики движения, артефакторные порталы и биометрический контроль. Даже Ярославцев вынужден проходить через всё это, чтобы получить доступ в святая святых Его Императорского Величества.
И всё же, я собирался осуществить дерзкий план.
Тщательнее всего охранялось помещение с суперкомпьютером и автономными блоками памяти, отключёнными от мирового Информа. Там хранилась оцифрованная информация, представляющая особую ценность для государства. Я же намеревался проникнуть в старый архив с бумажными делами, изъятыми из обращения много лет назад. Да, мой документ был невероятно ценен, но так случилось, что в архиве затеяли ремонт.
И сейчас по Гербовому корпусу сновали рабочие.
А папки с делами были вынесены в смежное помещение и сгружены штабелями.
Мы с Брукс выяснили, что отделочников перебрасывают внутрь с помощью портала. Всех тщательно проверяют, досматривают при входе и выходе, запрещают перемещаться за пределами выделенной зоны. Фишка в том, что из-за временных неудобств архив стал более доступным.
Приближаюсь к двери Гербового корпуса.
Дёргаю за ручку.
Глава 23
Когда в шею человека входит игла с нейротоксином, он вырубается быстро. При большой массе тела у вас возникает проблема — необходимо дотащить обмякшую тушку до укромного уголка. В данном случае — до подсобки, забитой деревянными шкафчиками, всевозможной моющей техникой и сломанными роботами-уборщиками.
Я подкараулил строителя в небольшом эркере.
Мужик в оранжевом комбинезоне собирал какую-то мебель, ползая с шуруповёртом по разложенным на полу доскам. Я тронул Йер на кольце, собрал «маузер» и точным выстрелом уложил бедолагу мордой в красное дерево. Нажатие на Гебо — и пистолет сворачивается. Удобно.
А вот тянуть здоровенного кабана по разобранному паркету, огибая сложенные в штабеля коробки оказалось совсем неудобно. Чувак был крепким, килограмм под девяносто. Голова строителя безвольно свесилась на плечо, из уголков губ стекала тоненькая ниточка слюны. Кепку с надписью «П-строй» я нацепил себе на голову.
Рабочего укладываю в глухом закутке — здесь почти никого кроме нас нет. Этажом выше шумел перфоратор. Я завернул за угол, толкнул дверь подсобки и заволок туда строителя. Ботинки скребли по полу, и я вздохнул с облегчением, когда мы остались одни. Конечно, появиться никто и не мог — я выбрал момент, когда другие пролетарии отправились обедать. Но мало ли что. Охранники, например.
Камеры Брукс вырубила удалённо.
Свет в подсобке вспыхивает автоматически.
Быстро раздеваюсь, прячу смокинг, рубашку и ботинки в заранее приготовленный матерчатый пакет. Складываю вещи аккуратно, мне их ещё носить. Убираю в один из свободных шкафчиков. Полминуты смотрю на лежащего в отрубе рабочего. Запоминаю комплекцию, рост, каждую чёрточку лица.