— Ты уже в курсе? — мрачно поинтересовался я, когда "стрела" отчалила от пристани.
— Про наш разрыв? — улыбнулась девушка. — Разумеется. Отцы переговорили между собой.
— И что думаешь?
Девушка вздохнула.
— Долгий разговор. Спустимся вниз? На палубе холодно.
Глава 27
Прогулочную палубу с кормовым салоном объединял небольшой трап. Спуск был заблокирован дверью на сервоприводах, открывающейся карт-билетом. Слева располагался ряд кресел, частично заполненных пассажирами, справа тянулись двери купе. Именно купе, полноценных кают на "стреле" не было.
Салоны зимой отапливались.
Мы с Дашей переместились в средний салон, где размещался буфет. Эта часть пассажирской палубы открывала обзор на оба борта, и мы видели, как за скруглёнными панорамными окнами проплывают старинные питерские кварталы.
Даша взяла себе горячий шоколад.
Я ограничился травяным чаем.
— Ты куда-то запропастился в последнее время, — с лёгкой укоризной произнесла Даша, когда мы сняли верхнюю одежду.
Стюард подал наш заказ.
— Правительственное задание, — уклончиво ответил я.
— Ну, я так и подумала, — девушка придвинула к себе чашку.
— Итак, — я посмотрел в глаза своей подруге. — Наши отношения.
"Стрела" нырнула в тень арочного моста и на несколько секунд палуба погрузилась в черноту. Серповидный зазор между водной гладью и бетонным сводом навевал мысли про свет в конце тоннеля.
— Я не могу пойти против воли отца, — вздохнула Даша. — Он против нашей связи.
— Причину озвучивал?
— Конечно. Твоя истинная сущность.
— А сама что думаешь?
— Витя, я не знаю, кто ты. Мы с тобой встречались, даже спали, я думала, что влюбилась. Но теперь... Я уже и не знаю, что думать. Передо мной человек, которого я вижу впервые. Это как шкатулка с двойным дном. Или картина, написанная поверх другой. Понимаешь?
— Образное сравнение.
— В общем, я предлагаю взять паузу. Мне надо разобраться в собственных чувствах. Понимаешь, я любила одного парня, а тут другой... Что-то в этом... ненормальное.
— Я не парень.
— А кто? — Вешенская округлила глаза.
— Сорокалетний мужик.
За всё время нашего разговора я так и не прикоснулся к чаю. Внутри вызревало что-то неприятное. Мне почему-то казалось, что в своём новом теле я заживу яркой насыщенной жизнью. Встречу достойную девушку, попробую создать семью, завести детей...
Всё это — самообман.
Передо мной сидит обычная малолетка, пусть и благородных кровей. Она толком ещё не определилась в жизни, во всём слушается любимого папочку и уж точно не планирует связываться с опасным типом из другого мира. Люди так устроены: их пугает всё непонятное. И теперь я настораживаю девушку, которая ещё недавно готовилась стать моей женой. Если между нами что-то и было, оно развеялось в пыль.
Опять же, не стоит забывать, что у местных аристократок за века выработался определённый тип мышления. Стань женой одарённого, нарожай кучу детишек, чтобы те унаследовали крутые сверхспособности. Терпи, если муж выберет ещё кого-то. Готовься делить любимого человека с другими женщинами.
Мне казалось, я сумею всё это принять, но я — тот, кто есть. Взрослый мужик из другого мира. И у меня есть семья. Дочь, которую я люблю с рождения.
— Нет, — качаю головой.
— Что — нет? — Даша не сразу вникла в мою мысль.
— Никаких пауз. Твой отец не изменит своего решения. А ты меня в общем-то никогда и не любила.
— Витя...
Я поднял палец, призывая к тишине.
— Ты права. Я не Виктор Корсаков. И между нами уже ничего не возникнет. Все эти паузы... детский сад. Поиск вариантов. Чтобы не сжигать старые мосты.
— Хочешь порвать... окончательно?
— Да. Именно этого я и хочу.
Остаток пути мы проделали, не разговаривая друг с другом. Вешенская пила горячий шоколад в буфете, я сидел в носовой части корабля и наблюдал за громоздящимися по берегам реки домами.
Сошёл в Петергофе.
***
— Нравится? — спросил я.
Лиза подошла к панорамному окну, и сегменты разъехались, реагируя на движение. Холодный февральский ветер молниеносно ворвался в гостиную, расшвыряв осколки уюта.
Террасу замело снегом.
Девочка, оставляя глубокие следы на белом покрывале, направилась к ограждению. Смахнула снег с перил, посмотрела на свои митенки, отряхнула и задумчиво уставилась вдаль. За террасой простиралось бескрайнее поле, упиравшееся в зубчатую кромку леса. И над этим всем нависала опостылевшая свинцовая муть.
Солнце в Питере — недостижимая роскошь.