И немедленно садится писать – разумеется, роман. Не реалистический, конечно, а фантастику – но тем не менее. Пишет в школьных тетрадках за две копейки. Исписывает тетрадей двенадцать. Роман несётся галопом, переваливает за середину – но тут кончаются каникулы.
Юра возвращается в Москву – точнее, к отцу и мачехе в подмосковный Калининград. Дает почитать произведение закадычным друзьям по школе. Те в восторге: «А что дальше будет?» Но тут другие дела, далеко не литературные, будоражат пятнадцатилетнего Юрия. Мама с отчимом, уезжая в ГДР, оставляют ему ключи от своей квартиры на Ленинском проспекте: поливать цветочки и чтобы было где передохнуть после школы и перед подготовительными курсами. Мама Галя свято верит в разумность сыночка: опрятный, вежливый, не хулиган. Однако собственная, отдельная и без пэрентсов двухкомнатная квартира рядом со школой – сильнейший искус. Всё чаще после уроков (а порой и вместо них) Юра заваливается туда с друзьями. Играют в карты. Покуривают на балконе. Слушают виниловые пластинки: фирма «Мелодия» издаёт, без указания названий групп, «сорокапятки» Битлов, «Роллинг Стоунз» и даже группы «Криденс клиуотер ривайвел». Потом друг притаскивает катушечный магнитофон «Комета». На нём слушают оперу «Иисус Христос – суперзвезда», «Лед Зеппелин», «Слейд» и «Пинк Флойд». На огонёк начинают захаживать девочки. Затем появляется портвейн. Среди дня занавешиваются плотные гардины, в организованной полутьме устраиваются танцы.
Ближе к вечеру Юра начинает звонить в Калининград, отцу, выдумывать, что много задано, что тяжело ехать, и он останется ночевать в Москве. Отец Владислав Дмитриевич – добрый человек, да и ему хочется побыть со второй женой наедине, без присутствия сына. Он разрешает: «Конечно, Юрочка, оставайся». Так повторяется на неделе три-четыре раза.
Словом, о девятом классе у Юрия – самые радужные воспоминания. Лафа, свобода, великолепный мир открытий: как пахнет дымок сигарет, каков на вкус массандровский портвейн и какова на ощупь женская талия. Учёба и будущий институт задвинуты далеко, на пыльную верхнюю полку. Однако репутация у учителей, природные способности и память пока спасают. С четвёрок, что легко натягивались до пятёрок, Юра сползает к четвёркам, которые раздуваются из троек. Однако в табеле за год приносит отцу сплошные «хор», перемежаемые пятёрками по физре, труду и НВП (начальной военной подготовке).
Но поговорка про верёвочку – сколько бы ей ни виться, а конец видать – сказывается и на этот раз. В Москву в отпуск из Лейпцига приезжает мама с отчимом. И хоть в квартире на Ленинском Юрий запрещает себе и друзьям курить за две недели, тщательно моет и пылесосит, всё равно прокол неизбежен. На потолке различимы шрамы от пробок советского шампанского, разбита добрая половина хрустальных бокалов, словоохотливая соседка услужливо докладывает о музыке, друзьях и девочках: «А ещё они целую сетку пустых бутылок сдавать выносили». Картину довершает встреча мамы с классной: они на дружеской ноге, Галя ведь и сама в прошлом учитель, лишь недавно перешедшая преподавать в вуз.
Вечером происходит крупный разговор с сыном: «Я не понимаю, о чём ты думаешь?! – возмущается мать. – Ведь тебе поступать! Вероника Петровна говорит, что ты очень съехал и по физике, и по математике, еле-еле тебе четвёрки натянули! Как ты будешь экзамены сдавать?! Авиационный – не шутка, не игра!»
И тут Юрий выдаёт – неожиданное, в первый момент даже для него самого:
– Мама, я в авиационный не пойду. Мне это неинтересно.
– Вот так номер! И куда же ты пойдёшь? Где тебе интересно?
– Хочу поступать на факультет журналистики.
– Для того чтобы стать журналистом, надобно иметь талант, – припечатала мама.
– А у меня он есть.