Вино не слишком сочеталось с котлетами под картофельное пюре, однако ужин получился вкусным и дружеским. Анатолий Иванович после двух бокалов пришел в приятнейшее расположение духа и стал рассказывать забавные случаи со своей работы. Ниночка веселилась. Она смеялась, обнажая красивые зубы и прикрывала ладонью глубокое декольте милого домашнего платья.
Всю жизнь Анатолий Иванович трудился в секретном НИИ, создавал лекарственные препараты для граждан своей страны и химическое оружие для граждан стран-агрессоров. Поскольку не был честолюбив, большой карьеры не сделал, остановился на должности начальника отдела, но в свое время защитил кандидатскую, и раз в два-три года аккуратно патентовал мелкие открытия, не находившие применения в отечественной промышленности.
Карьера его супруги складывалась более удачно: Валентина Павловна вышла на пенсию с должности заведующей отделением гинекологии в областной больнице. Большой человек.
Бог не дал Селивановым детей, но с другой стороны избавил от забот, с ним связанных. У соседей почтенная пара вызывала глубокое уважение с налетом слепящей зависти. Совокупный доход четы переваливал за семьсот рублей, что позволяло рачительным супругам вести почти буржуазный образ жизни: двухкомнатная квартира, кооперативный гараж, подержанный Москвич, купленный по государственной цене у безногого ветерана, и дача в ведомственном поселке на берегу водохранилища.
Но был еще один нюанс жизненного уклада Селивановых, о котором все знали достоверно, но не могли поверить до конца, ибо тут попахивало мистикой: у Анатолия Ивановича и Валентины Павловны не было семейного бюджета.
Да, супруги жили каждый на свою зарплату. В случае нехватки перехватывали друг у друга в долг, но с получки одолженное непременно возвращали.
Горе Анатолия Ивановича заключалось в том, что со временем доход супруги стал превышать его зарплату почти вдвое, и если кто выступал заемщиком, то это был именно Анатолий Иванович. Например, покупая автомобиль, он был вынужден ссудить у Валентины Павловны четыре тысячи, которые отдавал почти три года с половиной – по сто рублей с получки. Проклятые сорок месяцев тянулись, как сорок лет. Все это время Анатолий Иванович был напрочь выбит из привычной жизненной колеи. Выражение «супружеский долг» обрело новые смыслы. Москвич оказался капризен, требовал регулярных вложений в виде запчастей, расходных материалов и ремонта. В целях экономии Анатолий Иванович прекратил патентование своих сомнительных открытий и бросил курить. Ежегодные вояжи на юг оказались под угрозой, поскольку Валентина Павловна всегда брала только самые дорогие путевки в хорошие пансионаты. К счастью половину их стоимости погашал профсоюз, а то неизвестно чем кончилось бы. В довершенье рутинные поездки на рынок превратились в сущую пытку. Анатолий Иванович более не мог позволить себе антрекот по пяти рублей и московскую колбасу по двенадцати рублей за килограмм, а покупка фруктов окончательно превращала его в изгоя.
Но все когда-нибудь кончается, и долг был выплачен, а там подоспело повышение, и съежившееся бытие расширилось до привычных границ. Более того, с выходом Валентины Павловны на пенсию, Анатолий Иванович перехватил пальму первенства, и теперь уже супруга, тушуясь с непривычки, обращалась к нему за мелкими суммами, если в гостиную покупался польский гарнитур или в кухне требовалось обновить газовую плиту.
Окончательный крах устоявшейся модели наступил в разгар Шоковой терапии Павлова. В институте, где работал Анатолий Иванович, объявились представители швейцарского фармацевтического концерна и выразили заинтересованность в приобретении всех патентов кандидата наук Селиванова. Чтобы пересчитать количество нулей в сумме контракта Анатолию Ивановичу потребовалась ручка для обозначения разрядности. Сделка состоялась, и финансовая жизнь советской четы окончательно обрела статус абсурда: в двухкомнатной квартире по улице Гагарина бок о бок стали жить российский пенсионер и долларовый миллионер.
Анатолий Иванович, как джентльмен, ни словом не упрекал супругу в неспособности вносить минимальную долю в общий бюджет, и Валентина Павловна страдала тем больше, чем благороднее проявлял себя муж. Вскоре ее положение стало совершенно невыносимым, и сожители пришли к соглашению о перераспределении домашних обязанностей. Анатолий Иванович освобождался от существенной части хлопот, связанных с поддержанием порядка и уюта, а с Валентины Павловны снималась любые финансовые обязательства.
Запросы обоих оставались скромны, а быт непритязателен, и все же былая гармония навсегда покинула семью. Оба испытывали неловкость друг перед другом. Валентина Павловна страдала, ощущая себя домработницей, и в то же время чувствовала вину перед мужем, ибо всякую секунду Анатолий Иванович боялся сделать лишний жест, обронить ранящее слово, совершить ненужную покупку, которая напомнит супруге об унизительном и безвыходном ее положении.
Валентина Павловна стремительно состарилась. Лицо ее осунулось, его навсегда покинул жизнерадостный румянец. Массивная фигура истончилась. Гладкий второй подбородок обратился неопрятной индюшачьей брылей, руки усохли, и сморщенная кожа мешками провисла под мышками. У нее разыгралось давление, стали отекать ноги, белки глаз сделались матово желтыми, а голос стал тихим и безжизненным. И когда карета скорой помощи увлекла Валентину Павловну с неосложненным гипертоническим кризом, никто не удивился.
В областной больнице ей по старой памяти назначили бесплатный курс полной диагностики. Анатолий Иванович в тайне от супруги оплатил отдельную палату, сунул бумажку с президентом Франклином старшей медсестре и посулил еще вдвое, если больной обеспечат особенный уход и достойное питание. Сам же вернулся в опустевшую квартиру и неделю кушал магазинные полуфабрикаты, пока не повстречался с Ниночкой из девятой квартиры.
Ниночка была девушкой доброй, доверчивой и непутевой. Замуж вышла за одного, родила от другого, бросили ее оба. Сына очень любила, но воспитанием манкировала. При малейшей возможности отправляла мальчишку к родителям в деревню и тут же принималась тосковать по нему, даже плакала в подушку. Время от времени в ее жизни появлялись мужчины, но как-то транзитом, не задерживаясь.
С Анатолием Ивановичем Ниночка столкнулась в хозяйственном магазине: не могла выбрать бельевую веревку. Оказалось, что у нее пришло в негодность все, на чем было можно растянуть постельные принадлежности для просушки. Анатолий Иванович, как джентльмен, по-соседски пришел на помощь.
На следующий день Ниночка приготовила мясо по-французски и салат с крабовыми палочками. На всякий случай взяла бутыль Сангрии.
Анатолий Иванович явился ровно в семь часов. На нем были летние брюки с молочным оттенком и желтая рубашка в тонкую голубоватую полоску. На плече держал складную стремянку.
Был он как будто малость не в себе. Вошел, не поздоровавшись, и лишь когда Ниночка дважды пропела «добрый вечер», заметил ее, нервически кивнул и промямлил что-то вроде «каков день, таков и вечер», после чего удалился в ванную, а Ниночка устремилась на кухню разогревать ужин. Ей не терпелось поговорить с Анатолием Ивановичем, узнать, что Валентина Павловна, как она, каковы прогнозы и скоро ль выписка. Но Анатолий Иванович с порога внушил ей такую робость, что заглянуть в ванную она не решилась, а присела на краешек стула и стала накручивать локон на палец.
Наконец зашумела вода, в колонке вспыхнул синий огонь, значит Анатолий Иванович моет руки. Ниночка на цыпочках подошла к двери, заглянула в ванную. На новых рейках натянуты были веревки. Анатолий Иванович прикрыл воду, и оказалось, что из крана уже не капает. Ниночка протянула мастеру полотенце, которое он принял несколько отрешенно, хотя и кивнул в знак благодарности.
- Ну как? – осмелилась наконец Ниночка.
- Хорошо, - медленно и глухо, словно из-под воды, ответил Анатолий Иванович. – Веревки вот… Прокладку поменял, это ясно. И крышку вентиляции тоже поменял. Ваша совсем заросла.
- Я мясо приготовила, - сообщила Ниночка новость, которая обычно приводила мужчин в бодрое расположение. – И вино купила…