— У тебя нет права указывать, кто будет править на Архипелаге, — прорычал Мордред.
— Как и у тебя — но Арчибальд заслужил больше, нежели смерть. И ты умрешь задолго до того, как тебе выпадет шанс воссесть на Серебряном Престоле.
— Сначала я спляшу на твоих костях, старый дурак, — плюнул Мордред. Быстрым движением он вытащил спрятанный в сапоге кинжал и вонзил в лапу дракона. Кинжал переломился у рукояти.
Самарант испустил вздох:
— Дело даже не в том, что ты мне несимпатичен, Мордред, — сказал он, — поскольку ты мне нравишься, и даже очень. Но в глубине души ты просто глупый человечишка.
Самарант разжал лапу.
Не издав ни единого звука, Мордред — Зимний Король — канул в бездну и исчез во тьме.
Глава 22. Дороги на выбор
Остаток ночи посвятили уходу за ранеными и приведению к присяге короля гоблинов и командующих троллей, а также всем тем вещам, которые неизбежно сопровождают окончание войны, что, если хорошенько подумать, было все же гораздо предпочтительнее, нежели пройти через то же самое в статусе побежденных. Однако, несмотря на возвращение драконов и победу над Зимним Королем, борьба за контроль над Архипелагом еще не закончилась.
Троллий принц Ароун потребовал себе Серебряный Престол и со своей армией захватил Паралон, отправив остатки солдат на подмогу Зимнему Королю. Для того, чтобы отвоевать Паралон, нужна была стратегия и поддержка других рас — но, принимая во внимание то, с какой легкостью драконы разбили троллей накануне, это было всего лишь вопросом времени.
Вендиго, худших и самых ужасных врагов, оттеснили к подножию западного утеса Харис и кентавры — таким образом, чудовища своими глазами наблюдали участь Зимнего Короля. Их ответ стал неожиданностью. Воя и щелкая зубами, они повернулись спиной к кентаврам и устремились по единственному оставшемуся им пути.
Падая за край мира, они все еще выли и визжали, но рев водопада быстро поглотил эти звуки, и никто не услышал, как они падали.
Оставался неразрешенным единственный вопрос: что же конкретно случилось с Порожденьями Тьмы?
— Думаю, они-то нам и скажут. — Берт ткнул пальцем в сторону берега.
Зрелище было весьма странное: с восточной стороны острова приближался Чарльз, он шел медленно и за кожаные петли тянул за собой импровизированные деревянные сани. На санях стоял предмет, который мог быть только Ящиком Пандоры — огромный черный котел, накрытый сверкающим бронзовым щитом. Туммлер устроился на щите, уплетая черствый кекс.
— Здрасьте, студни! — воскликнул он. — Мы даста… досто… короче, заполучили Ящик панны Доры!
Берт, Эвин, Артус и Джон бросились обнимать друзей.
— У вас получилось! — восклицал Артус. — Вы закрыли Ящик!
— Ну, на то и был расчет, разве нет? — Чарльз остался невозмутим. — Как бы мы выглядели, если бы вы попросили нас всего об одном одолжении, а мы бы не справились.
— Точно, — подтвердил Туммлер. — Даже и вопрос не стоял — мастер-то Чарльз все ж таки оксфордский студень, надоть марку держать.
— Вот именно, — откликнулся Чарльз, — и, сказать по чести, ночка, в общем-то, выдалась тяжелая. Ну, — прибавил он, распрямляя плечи и оглядываясь по сторонам, — а как тут у вас все прошло?
Все, что интересовало союзников, — что же случилось в лагере врага, поэтому Чарльз и Туммлер торопливо рассказали всю историю прямо на берегу, время от времени нахваливая друг друга за хитрость и доблесть.
Эльфы сняли котел с платформы и после некоторых споров поместили его в трюм «Белого Дракона». После того, как Чарльз и Туммлер переоделись в чистое и поели, друзья рассказали им обо всем, что произошло ночью, — за одним исключением.
— Мордред, говорите? — присвистнул Чарльз. — Поразительно. Совершенно невероятно. Но где же Джек? Я-то думал, он их всех одной левой, и вы таскаете его тут с почетом на руках, раздавая медали и все такое.
Никто не ответил, но выражение на лицах друзей говорило, что случилось нечто ужасное.
— Джон? — начал Чарльз. — Он же не… Джек ведь не погиб, правда?
— Нет, — ответил Джон. — Не он — кое-кто другой.
— Джона там не было, — вмешался Берт. — Позволь, я расскажу, что еще у нас случилось.
Они говорили еще долго, и плакали, и скорбели не только о потере одного друга, но и о ноше, которая выпала на долю другого, а как нести ее, не знал никто из них.