Виталий Забирко
Здесь живет Морок
— Это и есть пещера Морока? — спросил Никита, оглядываясь на проводника.
— Да, мауни Никита, он здесь живет, — пророкотал Тхиенцу. Маленькая коническая голова на тоненькой шее, вечно унылые глазки, косо посаженные на согнутых, будто увядших, стебельках, сухонькое, как у жука-палочника, тельце аборигена никак не вязались с рокочущим басом.
— Непрезентабельная она какая-то… — с недоверием пробубнил Илья сквозь лепестковый респиратор.
Вход в пещеру представлял собой узкую неприметную расщелину в рыхлом, сплошь в осыпях, склоне горы. Если бы не проводник, прошли бы мимо и не заметили. Над осыпями слева и справа от входа курились тоненькие струйки сернистого газа, но воздух в расщелине был чистым. По крайней мере, так казалось со стороны.
— А ты ожидал увидеть над входом надпись: «Здесь живет Морок»? — фыркнула Наташа.
— Я другого ожидал, — спокойно возразил Илья. Он включил шевронник на предплечье и прокрутил на дисплее картографическую съемку отрогов Гайромеша. — В отчете стапульцев сказано, что вход в пещеру Морока находится на северо-западном склоне горы Аюшты, а мы сейчас на северном склоне. Как это понимать?
Все посмотрели на проводника.
— Морок открывает вход в пещеру там, где ему заблагорассудится, мауни Илия, — многозначительно пророкотал Тхиенцу.
Я стоял в стороне и не вмешивался в разговор. Именно из-за этой особенности найти вход в пещеру без проводника было невозможно. Никита с Наташей этого не знали, зато Илья знал. Знал, но на всякий случай проверял, насколько мифы соответствуют действительности. Желающих попасть в пещеру много, но далеко не для всех среди мэоримешцев находился проводник. Для первой экспедиции стапульцев проводник нашелся, а для всех последующих — нет. А когда стапульцы попытались обнаружить пещеру без проводника, у них ничего не вышло. Не помогло ни структурное сканирование горы Аюшты, ни акустическое зондирование. Результаты получались странными, как будто не только гора, но и весь горный массив Гайромеша представляли собой монолитное базальтовое образование, в то время как при бурении на глубину до двух километров в кернах ни разу не встретилось и крошки базальтов. В основном гиббситы, бемиты и гипсы с большой долей пиритов, халькозинов, антимонитов и сфалеритов.
— Если так, тогда идем, — сказал Илья и шагнул к пещере.
— Ребята, погодите, — попросила Наташа. — Давайте привал устроим. Пять часов на ногах.
— Можно и передохнуть, — согласился Никита. — Кто знает, что ждет нас в пещере.
Илья насупился. Два года он ждал этой минуты и больше ждать не хотел.
— Вам не надоело дышать через тряпочку? — язвительно заметил он.
— Надоело, — буркнул из-под лепесткового респиратора Никита. — А ты надеешься, в пещере воздух чище?
— Уверен.
— Это ты из каких источников почерпнул?
— Из отчета стапульцев.
Илья привирал. В отчете стапульцев информация о составе атмосферы в пещере отсутствовала. Лишь в некоторых легендах встречались упоминания о «благоуханном», «сладком», «божественно чистом» воздухе.
— Там темно, — возразила Наташа, — а мы устали. Лучше начинать спуск на свежую голову, после отдыха.
— И это правильно, — согласился Никита, сбрасывая рюкзак с плеч. — Отдохнем часок, перекусим, чтобы, так сказать, с новыми силами… — Он приосанился и гаркнул: — Вольно! Личному составу оправиться и приготовиться к приему пищи!
— Никита, прекрати! — возмутилась Наташа.
— Простите, мадам, казарменное воспитание, — извинился Никита. Нигде он не служил, казарму в глаза не видел, но бравировать солдафонскими шутками любил.
— Никакого приема пищи, — недовольно сказал Илья, нехотя снял рюкзак и сел на него. — Пятнадцать минут отдыхаем и — вперед. Кто хочет, может попить.
— Это почему есть нельзя? — удивился Никита, несмотря не худобу, любивший поесть.
— Потому. — Илья кивнул в сторону сернистых испарений. — Отравишься, возись потом с тобой.
— И это правильно, — передразнивая Никиту, сказала Наташа. Она поставила рюкзак у валуна, села на землю, оперлась о рюкзак спиной, вытянула гудящие ноги. — Ох, хорошо…
За компанию присел на корточки и Тхиенцу, облокотив сухие руки с длинными узловатыми пальцами о мосластые колени, и стал похож на неаккуратную вязанку хвороста. Один я остался стоять.
Никита достал из кармана рюкзака флягу с водой, просунул под лепестковый респиратор трубочку, напился.
— Фу, — поморщился он. Просовывая трубочку, он запустил в щель сернистый газ. — Воняет здесь, как в сортире.