АЛЕНКА. Ая чула, што і цётка Бадунова таксама едзе на белай кабыле з Смаленску.
МИКИТА. Ну, она, меджду протчим, эсэр-белорус и в счет не идет: долго тут не заседится.
ЯНКА. Значит, вы твердо решили делать карьеру на этом? Боюсь я только, как бы не получилось у вас то же самое, что в позапрошлом году с ораторством; к тому же ваше полное до сих пор равнодушие к этому делу и ваша несознательность...
МИКИТА (прерывая). Вы, пане учитель, не шутите! Я не настолько уж несознательный, меджду протчим, белорус — даже с вашей литературой знаком.
ЯНКА. Очень интересно! Это для меня неожиданность.
МИКИТА. Дык вось, послухайте, меджду протчим:
меджду протчим.
ЯНКА. На таком знакомстве с нашей литературой, пане регистратор, далеко не уедете.
МИКИТА. Вот я и надумал, меджду протчим, вас попросить, чтоб вы меня подвезли. Просил я своего профэссора Спичини, однако он отказался. Я, говорит, спец тольки по расбелорусиванию, а от обелорусивания его с малых лет воротит.
ЯНКА. Вам прямая дорога теперь; записаться на курсы белорусоведения.
МИКИТА. Меджду нами говоря, меджду протчим, я на всякий пожарный случай пару дней ходил на такие курсы, однак ничего в голову не полезло. Особливо отчень трудная для моего русского разумения ваша грамматика — эти ударэния, ударэния...
ЯНКА. О да, пане регистратор,— в нашей грамматике без ударений ни с места. Но все-таки вам придется вернуться на эти курсы, потому что я вам ничем помочь не могу — сегодня же уезжаю с Аленкой из Менска. Должно быть, не скоро и увидимся.
МИКИТА. Жаль, очень жаль, а я думал, меджду протчим...
ЯНКА. Да тут и думать не о чем. Не видать вам этого асессорства, дадут вам совбурство, словом, что-нибудь да получите, не все ли вам равно?
МИКИТА. Все равно, меджду протчим, и не все равно. Белорусское асессорство, кроме всяких протчих плюсов, имеет в себе еще один весьма лакомый плюсик — это то, что и по-белорусски, как я убедился, можно проводить в тутэйшую шатию великие русско- истинные прынципы о единости, неделимости и самодержавности Российской, меджду протчим, империи.
ЯНКА. От этого уже провокаторскими принципами запахло! Но берегитесь, пане регистратор. Идет народ, белорусский сермяжный народ идет, а он вашему русско-истинному регистраторству обломает рога.
МИКИТА. Я осторожный, весьма осторожный, и за меня, сябра белорус, не волнуйтеся. (Гануле.) Меджду протчим, мамаша, у вас не осталось польских марок? Дайте мне — я сбегаю чего-нибудь куплю, а то при новой ситуации и эти гроши ничего стоить не будут.
ГАНУЛЯ (вручая деньги). Купи, сынок, купи, только, может, чего из еды знойдзешь. Адно — иди осторожно, чтоб в полон не схапил и або сам в какую нечистую историю не впутался.
МИКИТА (пряча деньги в карман галифе). Меджду протчим, мамаша, я не из таких, чтоб впутаться. (Янке и Аленке.) С вами еще увидимся — вернусь скоро. (Выходит.)
Явление ІII
Гануля — Янка - Аленка
ГАНУЛЯ. Ох, неспакойная натура ен у мяне! Кажа — не ўпутаюся, а ўчора ў такую кашу ўлез, ажно стыд сказаць.
АЛЕНКА. А што такое?
ГАНУЛЯ. Ды як жа! Пайшоў паглядзець на Захараўскую вуліцу[66], як там паны трасуць жыдоўскія спальні. Вось адзін пан — яго, здаецца, начальнік — учапіўся за Мікітку і загадаў яму цягаць чужыя рэчы ў свой панскі пакой у нейкай гасцініцы, дык бедны Мікітка як не падарваўся, цягаючы чужыя шубы. Добра ж, калі хто са знаёмых не бачыў, а йначай пойдзе чутка, што і мой сын у грабежнікі запісаўся,— а яшчэ чыноўнік, скажуць.
ЯНКА. Ці ж ён і цяпер быў чыноўнікам?
ГАНУЛЯ. Ага! Служыў у камісарыяце нейкім там разношчыкам нейкія «пшэпусткі» іхнія ды іншыя дакументы разносіў.
ЯНКА. Не высокае было ў яго чыноўніцтва, калі так.
ГАНУЛЯ. Ды яно ж праўда! А ўсё віна ў тым, што мой Мікітка вучыўся, але, мабыць, не давучыўся, і выйшла з яго ні богу свечка, ні чорту качарга. Рэгістратар! А што цяперашнім часам рэгістратар? Ад но глупства!
ЯНКА. Так! Ваш рэгістратар быў вялікае нішто і застаўся вялікім нічым. Але, выбачайце, цётачка! Пара нам і дахаты. Бывайце здаровы і шчаслівы!