– Я чувствую, что могу всё… – произнесла она.
Далее она запрокинула голову и начала пить эктоплазму из банки.
Гарри не выдержал и пощупал её грудь.
Тактильные ощущения были сродни настоящим, но от неё всё равно давало холодком. Естественно, реакция последовала незамедлительно и это не ускользнуло от внимания Миртл.
– Пойдём в какое-нибудь другое место, – произнесла она. – Здесь слишком сыро.
– Теперь ты можешь ходить по замку? – спросил Гарри.
– Я чувствую, что могу покинуть его, – улыбнулась Миртл. – Но делать этого не буду.
– Почему? – спросил Гарри с улыбкой.
– Потому что ты здесь, Гар-р-р-ри… – понизила тон Миртл.
– А если я уеду? – спросил он.
– Тогда я последую за тобой, – пожала она плечами.
– Ты можешь стать невидимой? – сразу же спросил Гарри.
– Думаю, что… – Миртл исчезла. – Да.
– Тогда у нас не будет проблем, – вышел Гарри из кабинки.
Идеальное решение насущного вопроса было с блеском реализовано. Теперь у Гарри есть свой собственный полтергейст, которого ещё и можно трахать.
Глава десятая. Гарри, ты книжный червяк!
//СССР, г. Москва, 25 сентября 1992 года//
– … и всё идёт по плану! – надрывно орал гитарист, сидящий у подъезда девятиэтажки.
– Что вы себе позволяете?! – раздалось из окна третьего этажа. – Я милицию вызову!
– Э-э-э, и чо она мне сделает?! – прервал гитарный бой и песню музыкант. – Исполняю песни собственного исполнения! Семь часов вечера – законом не запрещено!
– Песни больно контрреволюционные! – ответили из окна.
Но возмущающимся было ясно, что музыкант в целом прав и имеет право орать свои песни. И списков запрещённых песен уже давно нет, стараниями Горбачёва, который оказался предателем и обманщиком, за что осуждён и расстрелян. Расстреляли, как говорят, а затем начали откатывать реформы назад. Кооперативы запретили, начали модернизацию заводов, из-за чего теперь нельзя просто уйти с работы посреди дня – ЭВМ всё зафиксирует и после третьего проступка начнёт штрафовать. Ещё из партии исключили много кого, а берут теперь по усложнённой процедуре, после которой люди возвращались домой какими-то не такими… Или не возвращались…
Времена тревожные, а с Западом вновь обострение отношений. Ракетами грозят, оружием бряцают. А в Афганистане снова война…
Люди сомневались. Никто не знал, чему верить.
СМИ твердили, не переставая, что Ленин жив, впрочем, как и всегда… Но в этот раз они уверяли, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО жив и здравствует.
На кухнях поговаривают, что это всё одна большая фальсификация. Ходят версии, что всё это временно, чтобы помягче убрать тело Ильича из Мавзолея. Кто-то говорит, что это американцы устроили, чтобы пошатнуть веру в Вождя. А кто-то уверен, что это всё евреи…
Музыкант тем временем, по требованию собравшейся молодёжи, пошёл на второй заход.
– Границы ключ переломлен пополам, – запел музыкант. – А наш батюшка Ленин совсем усоп…
– Так, граждане, что здесь происходит? – появилось новое действующее лицо. – Младший лейтенант милиции Петров, участковый.
Гитарный бой вновь прервался.
– Песни пою, – ответил музыкант, поправив очки. – Законом не запрещено, пою в разрешённом месте…
– Ну-ка, напойте, пожалуйста, что вы пели только что, – попросил участковый.
– Границы ключ переполнен пополам, – послушно пропел музыкант, параллельно отбивая на струнах нужные аккорды.
– Дальше-дальше, – попросил участковый.
Тем временем тусовка вокруг музыканта как-то резко рассосалась и он остался на лавке один.
– А наш батюшка Ленин… – музыкант запнулся. – Не запрещено законом песни петь… Запрещённых списков нет давно уже…
– Не запрещено, – заулыбался участковый. – Пойте, гражданин, пойте.
– А наш батюшка Ленин совсем усоп! – решил что-то для себя музыкант. – Он разложился на плесень и липовый мёд…
– Достаточно! – прервал его участковый. – Пройдёмте в отделение.
– А за что?! – возмутился музыкант.
– Правильно, товарищ участковый! – поддакнула бабулька с третьего этажа. – Так её, контру!
– Оскорбление высшего должностного лица – это раз, – произнёс младший лейтенант милиции. – Осквернение памяти о самом Вожде – это два.
– Но не запрещено ведь… – вяло произнёс музыкант.
– Это уже суд будет решать, – улыбнулся участковый, а затем поднял указательный палец. – Советский суд – самый гуманный суд в мире!
//СССР, г. Москва, Кремль, 25 сентября 1992 года//