4. Есть подозрение, возникшее на основании одорологических иссследований, что очередная копия страдает также недержанием мочи.
5. А вот не хрена было посылать "диких грачей" на растерзание диким чевенгурцам!! Словом, импичмент по полной программе.
Не пора ли нам эмигрировать в Израильский сектор? вопросил командир. Планета Хайфа. Пальмы. Теплое море.
Никодим явно намекал на иудейское происхождение штурмана Эдика Ярославского, но экипаж шутки не принял, и лица у всех сделались серьезными.
Однако обсудить они ничего не успели, потому что раздался сигнал экстренного вызова и бодрый молодой голос сообщил, что через два часа к ним пристыкуется правительственный бот с целью проведения важных переговоров. А за это время команда должна полностью приготовиться к официальному визиту согласно существующим инструкциям. И, кроме того, необходимо привести в порядок бортжурнал на предмет его инспектирования. Последнее было совсем неожиданным: бортжурнал давно уже вели как попало, и капитан мигом забыл о большой политике, озаботившись мелкими, локальными, но животрепещущими проблемами.
Странно повела себя Люба. Она непроизвольно ойкнула, услыхав раздавшийся в динамиках голос, потом слушала всю эту бюрократическую абракадабру с загадочной мечтательной улыбкой и наконец проговорила:
Да это ж Сашка!
Какой Сашка? не понял Эдик.
Мой брат.
Ты уверена?
Ну, мне так показалось.
А показалось, так и помолчи пока.
Штурман Моськин счел необходимым прервать эту дискуссию.
Любаня, вот прилетит, тогда и посмотришь. У нас времени мало.
Эдик, кажется, ты отвечаешь за бортжурнал?
И тогда Эдик густо покраснел. Пришлось товароведу Ярославскому признаваться, что уже не первый месяц минул, как превратил он бортжурнал в некое подобие личного дневника. Ну, скажите, как такое показывать начальству?! Возникла задача в жуткой спешке сочинять официальные записи за весь истекший период. В наказание поручили это именно провинившемуся Эдику, а в помощь выделили всю женскую часть коллектива как наиболее аккуратных исполнителей. Штурман Моськин принялся за наведение общего порядка, а капитан потребовал бортжурнал себе на стол и принялся за его изучение.
Вначале вроде для того, чтобы примерно наказать облажавшегося подчиненного.
Затем чтобы вычленить из безумного текста полезные для официальных записей сведения, а потом... Да что там греха таить! Никодим просто увлекся чтением. Он и не догадывался раньше, что его доблестный сотрудник, агент Комитета Галактической безопасности, помимо всего прочего, ещё и писатель. Наряду с редкими записями научного и производственного характера (все, что касалось торговли, фиксировалось в отдельном гроссбухе), у Эдика встречались дежурные хохмы типа "Погода за бортом" или "Новости из ниоткуда", но больше всего оказалось подробных описаний его сексуальных развлечений с Любашей. Как тут не увлечься! Впрочем, в итоге Никодим утомился от повторов в конце концов, его Надюха умела все то же самое, если не больше, а вот что запомнилось сильнее прочего, так это самые первые длинные записи Ярославского, озаглавленные так: "Лирический отчет №1" и "Лирический отчет №2".
Да, с тех пор, как экипаж их корабля удвоился и уравновесился по половому составу, прошло вроде не так уж и много всего какой-нибудь год по внутрикорабельным часам, но они частенько разгонялись и тормозились со сверхсветовыми скоростями и попадали в мощные хроновихри, так что на Земле пролетело существенно больше времени. Никодим вспомнил только что прослушанные теленовости и с ностальгической теплотой подумал о далеких временах, которые так цветисто описывал в своем бортжурнале
Эдик Ярославский.
Лирический отчет №1
Будь я проклят, если ещё хоть раз пойду в сверхдальний! проворчал Кеша, болтаясь под потолком рядом с распавшимся на составляющие бутербродом с китайской баночной ветчиной.
Практически каждая незапланированная невесомость вызывала такую реплику с его стороны, а капитан Казанов, теряющий в подобные моменты чувство юмора, всякий раз говорил, что подпишет Иннокентию заявление в любую секунду, но только на Земле, ибо, по установившейся традиции увольнения, оформленные в космосе не принимались в расчет аппаратчиками Минмежгалтранса.
Нет, ну какого же черта маневрировать в секторе "Щ"?! вопросил Кеша, поймавший ветчину и охотившийся теперь только за кусочком хлеба.
Ты что, забыл? удивился я. Мы же как раз пересекаем торговую трассу имени Ленинского комсомола. Тут кто угодно может встретиться.
А сейчас, голову даю на отсечение, швартуется какое-нибудь автоматическое суденышко Главкосмосснаба. Представляешь, бананы с Эквадора-IV или консервированные сосиски с "Зимы-25-комби"!
Размечтался! проворчал капитан. Бананы ему! Нам и брать-то некуда. Одних подфарников шестьдесят тонн тараним от самой Альфы Лебедя.
И на фига тараним? философски проговорил Кеша.
Они уже заржавели все. Эх, выбросить бы к едрене фене! Только горючее зря тратим!
Я тебе выброшу! испугался Казанов. Теперь до самой Земли санитарная зона. Засекут такой штраф заплатим, что никаких премий за сверхурочные не хватит. Раньше надо было выбрасывать.
Раньше они ржавыми не были, так же философски заметил Кеша.
Брать не надо было, прямолинейно резюмировал я по молодости лет.
Ну, извини, обиделся капитан. На планетолеты пятого поколения, для которых они сделаны, ни один псих такие подфарники, конечно, не поставит, но трактористы у меня их за двойную цену с руками рвут. Ты что, смеешься над стариной Никодимом? Неужели я не найду, куда сбагрить жалкие шестьдесят тонн подфарников в нашем огромном российском космосе?