Долгая зима сопровождалась серыми облаками на ярко-синем небе.
Будучи в большой консалтинговой компании он после вежливых, но трудных переговоров зашёл в туалет. Помыл руки. Посмотрел на себя в зеркало - никакая внешность, помятая, потёртая личность. Ну что, исполнилась мечта идиота? Пропади всё пропадом. Кому он что доказывает?
И он загадал - сейчас он выйдет в коридор, и первая же женщина, которую встретит, будет его. И это будет последняя.
Он стоял в коридоре в начале притемнённого туалетного блока, не решаясь двинуться дальше... За углом послышался приближающийся цокот каблуков. Он сжался в комок и зажмурился - вот вынырнет какая-то засушенная грымза, и с этим надо будет разбираться...
- Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?
Голос был встревоженным, мягким и грудным. Он с облегчением открыл глаза:
- Да, пожалуй, миз. Не могли бы вы быть столь добры покататься со мной на лыжах?
Молодая женщина рассмеялась:
- Мне показалось, что вам плохо... Извините, я не хожу на лыжах с незнакомыми людьми.
- Тогда давайте познакомимся. - Он протянул ей руку. - Меня зовут...
Её звали Джина. Потом он её рассмотрел - она оказалась ирландских кровей, менеджер среднего звена. Светло-рыжая и кудрявая, с серо-зелёными глазами и ямочками на щеках.
Он ошибся: пакет контрактов в её компании он выторговал, а Джину - нет. Она была доброжелательна, охотно встречалась с ним на Stephen Avenue, пила горячий шоколад, платила за себя, спрашивала о прошлой "советской" жизни, просила называть ей по-русски предметы. И ей показалось очень смешным, будто нарочно придуманным, слово "карандаш".
Но не желала никакого сближения.
- Не тратьте время попусту, Мистер-Большое-Сердце.
Поживём-увидим. Он перевёл ей с русского присказку про бабушку, которая надвое гадала: то ли помрёт, то ли жива будет. Джина поняла и насмешливо предложила ему новое прозвище - Мистер-Пятьдесят-На-Пятьдесят.
Четыре недели прошли бесплодно. Уютно и причудливо светили рождественские огни, а небеса не хотели дарить ему эту женщину. А кто виноват, что они с Алей разминулись? Пора подводить итог. Пан или пропал - всё, что вы скажете, может быть использовано против вас:
- Меня не устраивает просто проводить время. Я хочу к тебе прикоснуться. Решай. Завтра встречаемся в последний раз...
Назавтра в ней чувствовались напряжённость и смятение. Он мягко сказал:
- Знаешь, мне нравятся твои задорные веснушки. Можно мне тебя за них поцеловать?
Губы её оказались нетерпеливыми. Под одеждой Джина носила крестик. Пасьянс сошёлся.
"Чарли Григорьевич, возможно, мне надо будет отлучаться. Давай-ка откроем тебе кошачий клуб с отелем. А главным там будешь ты. Захочешь, ночуешь в отеле. Хочешь - у нас. Лады?"
"М-мяу!"
Он настолько увяз в погоне за своей ускользающей брюнеткой, что эта, возникшая будто ниоткуда, белокожая женщина с розовыми сосками и золотистым пушком лобка ударила в глаза контрастирующей вспышкой. Он взялся осваивать новую территорию истово, со всем тщанием - внутренне, возможно, готовясь к другой, неизвестной, ещё неоткрытой.
Джина звонила сама - когда? И он, за несколько миль от неё, говорил - когда хочешь. К себе не приглашал, там он с былым наедине. Но приходить нравилось и нравилось.
Узнавать её, смотреть, как хозяйничает, слушать лёгкую болтовню, сценки в лицах - про коллегу, которая пьёт кофе из чашки с фото мужа, а закончив, многократно чмокает портрет, делая губы уточкой. О широкой души завсектором, который встречается одновременно с несколькими девушками, путается в них, и отчаянно выкручивается по телефону. Как коллега с мурлыканием ест оладьи с кленовым сиропом; про клиентов, которые сами не знают, чего хотят...
Её лицедейство заражало. В ней явно пропадала комическая актриса. Он пошучивал:
- Ты понимаешь, что разбалтываешь полуслужебную информацию?
- Хочу тебя развлечь. Не подумай плохого - я горжусь своей компанией. А начальник умнейший человек.
Играя изогнутой бровью, прямая и лёгкая, Джина отстучала перед ним ирландский степ. Он мог бы ответить только неуместной, памятной по Дворцу пионеров, пляской вприсядку. Отец в отличие от него танцевал вальс и фокстрот. Мне неловко, что я не умею танцевать, а просто топчусь, но я обещаю себе... Скольким вещам ему предстоит ещё научиться.