Когда мы учились в третьем классе, я увидел из окна дома, как Сережку уводят за собой цыганки. Я подумал, они его околдовали. Ну, может, не околдовали, а как-то приворожили. Белобрысый Сережка развесил уши, идет с ними. Я выскочил из дома, заметался: кинуться за Сережкой — вдруг цыганки и меня заговорят и уведут? В милицию звонить — пока трень-брень, Сережка может оказаться в таких краях, что самая гениальная собака не разыщет.
Тогда я погнался за цыганками на велосипеде с сумасшедшим криком:
— Серы-ый! Ваш дом горит!
Вот цыганки удивились: был Сережка, нет Сережки! Я на велосипеде еле догнал его.
— Где горит?..
— Серый, я про «горит» придумал, чтобы тебя выручить! Они же тебя утащат!
Он посмотрел на меня так, будто я на велосипеде вниз головой сижу.
— Не даст магазин показать людям! — И побежал снова за цыганками.
Сережку можно водить за нос, пока самому не надоест.
— Серый, — говорю ему, — позавчера из Академии наук улетела говорящая сова. Сейчас по ночам вокруг Москвы самолеты с неводами летают. Сову пока не нашли, зато две молодые бабы-яги попались. По-русски ничего не смыслят, на каком-то древнем бабоягском языке лопочут.
— А как же с ними объясняются?
— По азбуке глухонемых.
Вот на такие детали Сережка и ловится, как пескарь: «Вот это да!» К седьмому классу он, правда, научился произносить две недоверчивые фразы: «Ну да-а!» и «Иди ты!», но все равно верил. Иногда мне кажется, что я со своими сомнениями старше Сережки на сто лет. Сережка живет быстрой, летучей жизнью, а я медленной, тяжелой.
По-моему, Отшельник — Мишка Сивец — начал говорить пословицами и даже афоризмами с раннего детства.
Я отношусь к Отшельнику примерно так же, как француз к своей Эйфелевой башне: сам давно не удивляется этому чуду, привык, но ревниво смотрит, чтобы удивлялись другие.
Отшельник, едва научился читать, стал выискивать в книгах умные мысли, высказывания мудрецов. Потом завел толстую тетрадь, которую назвал «Жемчужины».
В начальных классах дружится просто: с кем рядом сидишь, с кем по пути домой, с кем одинакового роста, кто марку дал…
Говорят: «Хороший человек тот, с кем мне хорошо». Мне хорошо со многими. А друзей двое.
— Отшельник, почему мы с тобой дружим?
И я увидел, как чуть не впервые в жизни Отшельник растерялся.
— Как это почему? Люди мы близкие… вот и дружим.
— И все?
— Послушай, Артем, — сказал он, — если ты хочешь услышать от меня формулу дружбы, так я не знаю ее! Я даже не знаю, есть такая формула или нет!..
— Сережка, почему мы дружим?
— Потому что для нас это хорошо, — беззаботно сказал Сережка.
Папин брат иногда разговаривает с маленькой фотографией солдата. И это мне казалось непонятным.
— Это мой лучший фронтовой друг, — сказал папин брат.
— Но ведь вы же рассказывали, что он на фронте… его же нет!
— Это для тебя нет! Для тебя его не было и нет сейчас. Для меня он был, есть и будет, пока я живу!
Зимним вечером на скамейке у нашего дома мы отдыхали после катка. Вокруг скамейки, как секундная стрелка, ходила по утоптанному кругу тихонькая Жанна, Сережкина соседка.
— Мать, наверное, пироги дома печет, а ты здесь нос морозишь, — сказал ей Сережка.
— Не-е, мама на работе, — простуженно ответила Жанна.
— Телевизор включи, как раз шикарные передачи идут.
— А нету у нас.
— Ну просто иди домой! — подосадовал я. — Чего на морозе-то!
— Я ключи потеряла, — трагическим шепотом сообщила она.
Тогда я забежал к себе домой и сказал Ленке:
— У тебя полный дом родных, и все о тебе заботятся! А у Жанны даже отца нет! Она одна на улице! Быстро одевайся!
Ленка человек исполнительный. Прикажи ей: «Четыре дня дружи с Жанной» — добросовестно исполнит приказ. Она увела Жанну к нам в гости.
— У большого человека большое горе, у маленького — маленькое, — стал философствовать Отшельник.
— Ничего себе маленькое — отца нет! — не согласился Сережка.
— Да я не про отца…
— Завтра куплю ей два мороженых!
— Память об этом добре растает так же быстро, как само мороженое.
— Тогда голубя подарю!
— Зачем птенцу большая птица! — пропел Отшельник. — Не это ей нужно!
— Ты, что ли, нужен?
— И я, и ты, и все на свете! Друзья ей нужны. Понимаешь?
— Твоя правда, Отшельник! — сказал я. — Надо в отряде поговорить, чтобы все наши тимуровские пятерки занялись вот такими пацанами и девчонками! Ищем ветеранов, одиноких стариков, а такое вот одиночество не видим!