Мальчик засеменил босыми ногами, сначала лениво, как будто без всякого интереса, но вдруг вскрикнул гортанно, взмахнул худыми руками, словно крыльями, и закружился в таком неистовом танце, что у меня в глазах зарябило.
— Вот это оторвал! — одобрил усатый, когда танцор остановился, небрежно склонив свою курчавую голову.
— А еще что умеешь?
— Петь умею.
— Так спой. Гривенник тебе обеспечен, не бойся.
Яша подбоченился, вскинул голову и запел. Голосок у него был не ахти какой — ломкий, хрипловатый, но пел он лихо. Первую песню я не запомнил, в памяти остался только нелепый припев: «Чубарики, чубчики, чубчики…»
В другой песне говорилось о каком-то Кериме-разбойнике, который, встретив на глухой улице богатую старушку, любезно попросил: «Открой ротка, будем посмотреть, золотая зубка есть?»
Закончив эту разбойничью балладу, он снова протянул к усатому руку.
— Погоди, — отмахнулся тот. — Сказал, не обману, значит, не обману. Еще что умеешь?
— Пушкина умею.
— Пушкин? Анекдоты? — усатый приготовился смеяться, но Яша быстро сказал:
— Нет. Стихи Пушкина умею.
— А ну, шпарь. Пушкин так Пушкин. Послухаем.
Яшка начал декламировать:
Брожу ли я вдоль улиц шумных,