— "Барон, поставьте своих людей в шеренгу справа от трона".
Слева уже стояли, переминаясь с лапы на лапу, бандиты Аристофана. Михалыч быстро прошаркал к Калымдаю и его сотня замкнула квадрат. Ну а придворные, которых уже набежало немало, толпились за рядами воинов.
— Майор Калымдай! — проорал я. — Стать в центр! Яви нам себя, благородный воин!
Калымдай удивился, но отчеканил шаг и замер в центре.
Ну, я и зачитал указ в сокращенном виде без титулов. Все дружно рявкнули "Ура!" и моментально нарушив торжественный строй, кинулись поздравлять новоиспеченного полковника. Бардак, никакой дисциплины. Мы с Михалычем под шумок улизнули обратно в Канцелярию, шепнув по пути Гюнтеру, чтобы привел туда Калымдая, как все немного успокоятся.
— Вот и всё, внучек, — покивал головой дед, ставя передо мной очередную кружку чая. — Вернётся Кощей-батюшка и прибьёт тебя за самовольство. Но ты, Федь не переживай, поминки мы по тебе отгрохаем всем на зависть!
— Да ну тебя, дед, — я отхлебнул из кружки. — А пряников нет? Или хоть бубликов каких?
— Правильно, внучек, заедай горюшко-печаль раз от самогонки отказываешьси.
— Ну, дед… Завязывай.
— Вредный ты у меня, Федька, — вздохнул Михалыч, ставя на стол тарелки с пирожками. — Ить и поворчать уже старому человеку не даешь.
— Да какой же ты человек, тем более — старый? — возразил я, а дед даже рот открыл от удивления. — Ты — Михалыч!
— Не поспорить, — захекал дед.
В Канцелярию зашел Калымдай, стал по стойке смирно и начал:
— Господин генерал! По вашему приказанию…
— Да ну тебя на фиг, Калымдай, — перебил я его. — Ты еще в ножки начни кланяться. Садись, давай — Михалыч пирожками угощает.
— В долг, внучек, всё — в долг, — хмыкнул дед, ставя и перед полковником кружку.
Калымдай улыбнулся и сел напротив меня, тут же подтащив к себе пирожки с капустой:
— Благодарю, Федор Васильевич. Отслужу, оправдаю.
— А куда же ты денешься? — хихикнул я. — Только пирожки-то все не загребай.
— На войне, как на войне, — пожал плечами Калымдай и потянул к себе вторую тарелку.
— А ты, внучек не зевай — рот поширше открывай. О, складно-то как получилось. Надо написать красиво на большом листе да на кухне у Иван Палыча повесить, — заявил дед, но всё же пожалел несчастного Феденьку: — На от тебе с ливером.
— Калымдай, а сколько всего таких рот как твоя? — перешёл я к делу.
— Таких больше нет, — гордо расправил плечи он. — А всего диверсионных рот — три.
— Ого! Три роты таких архаровцев как твои запросто то же Лукошкино за час под себя подомнут!
— За полчаса, — поправил Калымдай. — Да и то минут на десять остановятся квасу на базаре хлебнуть.
— Да кому оно нужно енто Лукошкино? — фыркнул дед.
— Да это я так, теоретически, — поправился я. — Вот что, полковник, заберёшь все три роты под своё командование. Заселим их пока тут во дворце. Вот только место для такой оравы подыскать придётся… — я сделал вид, что задумался.
— А что там думать, внучек? — подыграл мне дед. — Вона внизу места сколько, хоть десять таких рот заселить можно.
— А и правда, дед, — кивнул я. — Вот и отлично. Давай тогда, Калымдай и организуй там казармы недалеко от казино и прочих заведений.
— Эх, Федор Васильевич, — Калымдай укоризненно покачал головой и отложил надкусанный пирожок. — А сразу нельзя сказать, что собираетесь поприжать злачные места? Мы же с вами давно работаем, в каких только переделках не были…
Дед виновато вздохнул, да и мне стало неловко:
— Извини, Калымдай. Пост этот царский так и заставляет юлить да окольными путями к цели идти… Ну, что скажешь на моё предложение?
— Это приказ был, а не предложение, Ваше Величество, — хмыкнул Калымдай. — Надо — сделаем.
— Завязывай, Калымдай, — насупился я. — Я же извинился. Скажи лучше, как тебе моя идея?
— Три роты против этих рестораторов это вы что-то уж совсем противника переоцениваете, Федор Васильевич. Там и десятка моих ребят хватит.
— Достали они уже, — пожаловался я. — Надо с ними окончательно разобраться. Ну а потом, бойцов же всё равно где-то разместить надо? Только меня беспокоит, а не поддадутся ли соблазнам твои парни? Бары, казино под носом. Не пустятся ли они во все тяжкие?
— Даже и не переживайте, Федор Васильевич, — фыркнул Калымдай. — В увольнительные будут к ним ходить, разумеется, но умеренно без излишеств. Уж я прослежу.