В кабине у Паши за спиной ребенок залез на стул и посмотрел в сторону вампиров. Увидел острые резцы, длиннее, чем им полагается, уставился большими глазами. Сергей испустил горловое рычание — достаточно громкое, чтобы услышал мальчик, а больше никто.
Ребенок молниеносно отвернулся и исчез за барьером кабинки.
— Печенье и молоко! — восклицал Паша, сам восхищенный собственной гениальностью. — Стаканы эти с молоком, все эти печенья сахарные с глазуррью, — это тебе что, как не приглашения? — Он прищурился и зашептал темно и многозначительно: — И чулки вешают над каминами, стараются, в надежде, что святой Николай придет! — Паша торжествующе хлопнул ладонями по столу, подпрыгнули приборы. Посетители-люди вытаращились на него, потом быстро отвернулись, будто обескураженные чем-то, чего сами не поняли. — Это же для него, Сергей! Он это знает, и они знают, что он знает.
— Паша, он подарки приносит.
— И что?
— Когда ты последний раз человеку что-нибудь дарил, кроме хорошего засоса?
— Ага, а что ты скажешь про всех тех, кто умирает сразу после Рождества?
— В смысле?
— Психологи считают, что это люди откладывают смерть на потом после важных дней — своего дня рождения или Рождества. Но это не так. Они умирают после Рождества, потому что он возвращается.
— Возвращается?
— Ну да! В том-то и вся штука! В канун Рождества он принимает приглашение и создает иллюзию, что пришел добрый Санта-Клаус. Для того и подарки. Ага. А потом он входит, потому что его пригласили. И он может вернуться в любое время, сколько захочет раз! Я думаю, он так и делает, и вот он пирует сразу после праздника, отчего столько некрологов и появляется. Но убивает он не всех, конечно…
— Конечно, — сухо согласился Сергей.
— …поскольку это было бы… — самому себе свинью подкладывать?
— …было бы опасно. И все равно никому столько за одну ночь не съесть. Вот он и сохраняет остальных для повторного визита. Подумай сам: зачем ему список?
Сергей подался вперед и произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Он — спускается — по трубе. Паша. Вампир от пламени сгорает как порох.
— Так печь же не горит! Неужто ты думаешь, что люди оставляют для Санта-Клауса огонь в печи? Даже не будь он вампиром, они бы так не сделали. Никто же не хочет его жечь, все хотят подарки.
Сергей с деланной усталостью возразил:
— Ну господи, ну все эти картинки с Сантой, когда он в гостиной, возле елки, и всегда в камине горит огонь! — Он вздохнул, будто прощаясь с утраченной иллюзией, но взял себя в руки. — А для плохих детей он оставляет сажу. Это вот ему зачем?
— Лажа.
— Сажа.
— «Лажа». Это предупреждение другим вампирам. — «Здесь дурная кровь».
— Это еще что за фигня такая — дурная кровь?
— Да сам знаешь. Старая, прокисшая, пересоленная, да что угодно.
— Нет, я не знаю. И очень это умственно. Когда нам последний раз какой-нибудь вампир оказывал любезность? И вот что мне скажи, Паша: если он куда-нибудь вошел в первый раз, зачем он после этого каждый год туда возвращается? И как он успевает облететь весь свет за одну ночь? Да, мы существа сверхъестественные, но не супермены, которые могут накрутить вокруг земли сто оборотов в минуту.
— Этого я еще не понял, — признал Паша, ни капли не смутившись. — Но уверен, что свое объяснение здесь есть.
Сергей вздохнул и сунул палец в кофе:
— Боюсь, что да.
На этот раз он щелкнул пальцами, сбросив с мокрого пальца брызги кофе. Когда официантка к нему обернулась, он показал на чашку — долить. А пальцы у него мерзли, даже на юге Флориды. Вот это было самое мерзкое в состоянии нежити: холод, вечный холод этой проклятой могилы, как вечная Сибирь. Вот это было самое худшее в отсутствии крови — своей крови, собственной. Которая пульсирует и шумит, перекачивается, несет с собой частицы, разнося тепло, от которой все части тела становятся теплыми, как грудь женщины — до того, как женщина погибнет в его объятиях.
— Нам пора, — напомнил ему Паша.
У него не было этой проблемы постоянной зябкости, и Сергею это казалось несправедливым, потому что, считал он, из них двоих наиболее холодное сердце у Паши.
— Ты детками хлюпал еще раньше меня, — обиженно сказал он.
— А какое это имеет отношение к тому, что нам пора?
— Куда пора?
— На Северный полюс.
— Ты спятил? Там же холодно!
— Брось. Ну признайся, тебе же не хватает мехов, которые мы носили?