— Соседи! — закричал Фельдшер с порога. — Пчёлы у вас выроились! На дереве сидят!
— Пускай сидят, авось не свалятся, — сказал пан Ян, Лесничий. — Садитесь и вы, сосед, послушайте, что наша дочка рассказывает.
— Агнешка сегодня вернулась из далёкого путешествия. На самолёте! Не на поезде! — похвасталась Лесничиха.
— А где же ты была, а? — спросил Фельдшер-Кото-рый-Умел-Всё.
— В Швеции была и в Пщине, — ответила Агнешка.
— А что слышно в Пщине? — заинтересовался Фельдшер, но через минуту его мысли вернулись к пчёлам. — Я достану вам этот рой, сосед, как пить дать достану. Принесите только лестницу.
Пан Ян вынес лестницу, и все вышли во двор, чтобы болеть за пана Юзефа, Фельдшера.
Евгений стоял в вытоптанной траве рядом с Агнешкой и тоже восхищался ловкостью Фельдшера. Пан Юзеф с невиданной дотоле сноровкой ставил ноги, обутые в кеды, на всё более высокие и всё более тонкие ветки и с неслыханным дотоле проворством подтягивался на руках. Все по очереди вскрикивали от ужаса и восторга. Только Киса сидела на соседнем дереве и презрительно шевелила своими отвратительными усами.
Фельдшер уже почти касался рукой вероломного роя, как вдруг ветка под его кедами тихонько хрустнула, и Фельдшер вместе со всем роем повис в воздухе, словно большая красивая птица.
Рой поглядел на Евгения четырьмя тысячами двумястами семьюдесятью пятью парами скучающих глаз и улетел, жужжа и гудя на пчелином языке. А Фельдшер начал падать прямо на голову Евгения. И тут случилось невероятное: Евгений очень отчётливо и громко застучал зубами.
Стук был таким недвусмысленным, ясным и решительным, что Фельдшер, собрав всю свою силу воли, сделал в воздухе пол-оборота влево и упал неподалёку в траву, не причинив Евгению никакого вреда.
(Вот мы и узнали, как Евгений научился стучать зубами.)
— Уфф! — сказали все.
Поздравили смелого и доблестного Фельдшера и вручили ему на прощание банку весеннего мёда.
Вечером Лесничиха положила на печку тёмно-зелёный клетчатый носовой платок и сказала Евгению:
— Здесь будет твоя постель. А вот тут стоит мёд. Может, ночью тебе захочется есть. А вот тут вода, может, ночью тебе захочется пить. Спокойной ночи.
Евгений удивился, потому что ни в Долине Сквозняков, ни на улице Персидской, семь, никто не ел и не пил ночью. Но вскоре он перестал удивляться, увидав, что Лесничий вставал ночью целых шесть раз и съедал по шесть кусков хлеба со смальцем.
Многое передумал за ночь Евгений.
«Какая загадочная страна, — говорил он сам себе. — В Долине Сквозняков со мной ни разу не случилось ничего подобного. А здесь я сразу попал не в одну, а в две удивительных истории. Я чуть было не расстался с жизнью! Это научило меня: а) шевелить ушами, б) стучать зубами. Правда, в Долине Сквозняков никто не предлагал мне на ночь постель, мёд и воду. Как видно, настоящий мой дом — здесь, раз у меня тут собственная постель, мёд и вода», — решил он в конце концов и от радости затанцевал на печи весёлый танец под названием «Шведская полька».
Но вдруг Евгений услышал за окном лёгкое шуршание и остановился на середине такта. Он притворился спящим.
Спустя некоторое время Агнешка, в ночной рубашке, с фонариком в руке и с каким-то кульком под мышкой, выбежала во двор. Евгений с любопытством глянул в окно. В свете фонарика он увидел коричневую ушастую морду косули. Агнешка сказала:
— Здравствуй, Баська!
Баська улыбнулась ей влажными чёрными глазами. Они поцеловались, и косуля стала есть.
Глава двенадцатая. ВЕСЁЛЫЙ ДЕНЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ САМОЙ СТРАШНОЙ ИСТОРИЕЙ
Утром Агнешка собралась по грибы и взяла с собой Евгения.
— Пойдём-ка за лесосеку и поищем рыжиков на поляне.
Уговаривать Евгения не пришлось.
Искали, искали — не нашли. Один раз Евгений увидел в траве холодное оранжевое солнышко. Они опять вошли в чащу. Там жили красивые красные мухоморы. Евгению понравилось прятаться под их огромными пышными зонтиками. Агнешка сказала:
— По мне, мухоморы краше всех других грибов. Я бы охотно сделала из них букет и отнесла домой.
— Вот и сделай, — сказал Евгений.
— Хорошо тебе говорить! — вздохнула Агнешка. — А мне мама не велит. Считает, что от них никакого проку. Давай лучше пойдём на озеро. Цапель посмотрим.
Они подошли к воде, Агнешка улеглась на песок и закрыла нос листиком. Евгений спокойно сидел на мостках. Вскоре к нему подошла серая тощая цапля с огромным клювом.
— Что слышно? — сказала птица. — Меня зовут Цапля. Мы живём здесь всей семьёй — нас почти сто пятьдесят.
— Ух ты! Где же вы живёте?
— Там! — коротко ответила Цапля и показала на гнёзда, устроенные высоко в кронах деревьев. — Приходи к нам как-нибудь, поиграем в пинг-понг! До свидания! Пока! — добавила Цапля и с достоинством зашагала по мосткам.
Евгений спокойно грелся в лучах бледного осеннего солнца, но вдруг услышал в тростнике шорох. Он раздвинул стебли осоки, но ничего не увидел. Тогда он сделал несколько шагов, углубился в заросли и вдруг заметил то, чего ещё не видел никогда: маленькое и овальное, хоть неподвижное, но всё-таки живое.
Это было яйцо.
В яйце словно бы что-то шевельнулось. «О боже!» — подумал Евгений.
— О боже, боже! — сказал он, и внезапно у него перехватило горло. Это было чувство умиления, но Евгений ещё не знал, что это так называется.
Вдруг яйцо треснуло, и оттуда стал хлопотливо вылезать жёлтый, как гоголь-моголь, взъерошенный и недовольный утёнок.
— Что слышно? — спросил Евгений, так как ему не пришло в голову ничего другого.
— Пи! — сказал Жёлтый.
— Сначала тащи одну ногу, а потом другую, — посоветовал Евгений, — иначе не вылезешь.
— Пи! — сказал Жёлтый, и Евгений понял, что утёнок не знает ещё никакого языка и что он, Евгений, сейчас самый главный.
Ему стало Очень Приятно. Он помог Жёлтому вылезти из яйца и предложил: — Скажи-ка: «Женя»…
— Пи! — ответил Жёлтый.
— Да нет, не «пи», а «Женя», — повторил Евгений.
— Женя, — сказал Жёлтый, и голова у Евгения закружилась от восторга.
Но тут он услышал недовольный птичий голос:
— Я не желаю, чтобы моего сына учили подобным выражениям! Начинать надо со слова «мама»!
Это была Утка, которая как раз возвратилась с озера и теперь отряхивалась, не обращая внимания на растроганного Евгения и своё новое дитя.
— Простите! — сказал Евгений.
— Ничего, — ответила Утка уже другим тоном. — Это мне следует извиниться перед вами. Следовало бы сказать вам спасибо, да я всё время почему-то не в себе. Я — Утка-Неудачница. Улетаю на лето, а прилетаю на зиму. Всё у меня перепуталось, и даже дети не вовремя появляются на свет. Так что уж извините меня. Сто раз извините. Ай эм сорри.
— Не понимаю последней фразы.
— «Ай эм сорри» по-английски «извините». Пустяки. Частые путешествия — отсюда и знание английского…
— Ясно, — сказал Евгений. И вспомнилось ему что-то очень важное, о чём он позабыл спросить Агнешку. Вспомнилось ему, что, когда он сидел на столе возле Привожу-Хлеба, Агнешка сказала: «О, клей бол!» — Раз вы знаете английский, то, может быть, переведёте, что значит клейбол? — спросил Евгений.
— У вас неважное произношение. Это два слова, а не одно. «Клей» — значит «глиняный», а «бол» — «шарик». Глиняный шарик. А что? — поинтересовалась Утка-Неудачница.
— Ничего. Ничего особенного, — ответил Евгений, но ему стало очень грустно. — Снова у меня нет фамилии! — вздохнул он и рассказал Утке-Неудачнице свою историю.
— Пустяки! — весело воскликнула Утка-Неудачница. — И вообще зачем вам такая иностранная фамилия? Мы назовём вас как-нибудь иначе, по-свойски…
— Женя Колобок, — сказал Жёлтый, который за время разговора успел уже порядочно подрасти.