Слой облаков был пробит почти мгновенно; неправдоподобно чистая голубизна сгустилась до гуашевой синевы, почернела; остро сверкнули в ней граненые алмазы звезд. Лайнер выполнял дугу над основной массой атмосферы, в мире черной пустоты и слабых ионосферных сполохов. Вес исчез; тело Сурена, воспарив, натянуло мягкие ремни. Затем созвездия размазались светлыми полосами, снизу краем бело-голубой пенной чаши поднялась планета. Тяжесть вернулась толчком, на мгновение к горлу подкатила тошнота. Коррекция с помощью бокового двигателя, небольшое исправление курса…
Сквозь сплошные тучи орбитолет приземлился на Берег Принца Улафа. В ледяной пустыне был с идеальной точностью вышлифован космоаэродром; за окнами мелькал белый, отполированный лазером борт многокилометрового «корыта». Тряски было не больше, чем на пластобетоне Чкалова. Навстречу вставал из снежного тумана влажный пузырь Молодежного — второго по величине города Антарктиды. Над секущей поземкой тянулся к орбитолету хобот тоннеля. Бац! «Состыковались», — привычно определил Сурен. Судя по табло информатора, за бортом было 55 градусов мороза. Никто из прилетевших так и не почувствует дыхания Южного полюса… если, конечно, сам не попросится на лыжную прогулку за пределы города под куполом.
На сей раз Акопяну не суждено было повидать пальмовые рощи и синие озера с лотосами, скрытые под прозрачной броней Молодежного. Мелькнуло, вставая дыбом, однообразно-белесое побережье с пологими горами; забитая ледяной кашей бухта и над ней солнечно-желтый шар японского города Сева… И снова орбитолет устремился к звездам.
Чтобы догнать астероид и состыковаться с ним, пришлось сделать полный виток вокруг Земли. «Вторая Луна» летела в ночной тени. Сначала она виделась крупным мерцающим светляком, затем стала гроздью необычайно ярких разноцветных огней. Сурен различал свет жилых корпусов, причальные прожектора, цепочки фонарей вдоль подвесных дорог…
… — Значит, для начала температуру тела мы понизим градусов до тридцати двух — тридцати четырех. Если будет недостаточно, заморозим глубже.
— Не прерывая опыта?
— Ну конечно. Все равно сигналы организма выведены сюда, — если будет что-то тревожное, успеем прервать…
— Хм… А я бы предложил сразу до двадцати пяти.
— Могут пострадать форменные тельца крови.
— Вряд ли. Последние эксперименты Лорена и Висбаха…
— Господи! — воскликнул Акопян. Он лежал в раскрытой «Аннушке», одетый в специальный гермокостюм, точно гигантская муха, окутанная паутиной проводов. — Болтают, как будто меня тут нет! «Успеем прервать», «вряд ли…» А если не успеете?!
— Ну что ж, я лично прослежу, чтобы барельеф на мемориальной доске был похож на дорогого усопшего! — не моргнув глазом, ответила Марина.
— Особенно благородная кавказская линия носа, — добавил Тарханов.
— Людоеды… Что ж! Я связан и беспомощен, пейте мою кровь!
— Сейчас, только стаканы принесем, — откликнулся Семен и приложил палец к сенсорной панели пульта. В медцентре астероида, под низким куполом с традиционными «бегущими облаками» их было трое: Тарханов, Стрижова и профессор Добрак, специально ради такого случая бросивший свою виллу в Чешских Татрах, где он жил теперь почти безвыездно. «Аннушка» стояла за прозрачной стеной, на полу большого экспериментального отсека, из которого было вынесено почти все оборудование.
Створки ракетной шлюпки медленно сомкнулись. Теперь лицо Сурена можно было видеть лишь на одном из многочисленных телеэкранов. Легкое движение пальцев Тарханова, и опускается забрало гермошлема. В динамиках звучит театрально-напыщенный голос подопытного:
— И мучители закрыли крышку гроба над своей невинной, заживо погребенной жертвой!
— Мало того, они при этом еще развлекались приятной музыкой! — сообщил начальник психофизслужбы, включая гипнофон. Теперь Акопян слышал в наушниках тщательно подобранные нежные, завораживающие мелодии; по лицу его, странно меняя внешность, пробегали разноцветные световые волны.
— Беспробудный свинцовый сон… э-э… сковал его члены, и могильный холод… м-м…
Сурен хотел договорить до конца очередную остроту, но гипнопрограммисты знали свое дело. Язык уже не слушался. С минуту продолжалось бессвязное бормотание; затем приборы сообщили, что подопытный спит глубоким сном.
— Отлично, — сказал Тарханов. — Теперь фиксация.
Марина коснулась пульта. Из-под ложа Акопяна в «Аннушке», будто щупальца спрятавшегося осьминога, выхлестнули две пары мягких манипуляторов, обхватили руки и ноги.