Беневу показалось, что Энна не слушает, он погладил ее по плечу и увидел, как она закрыла глаза, доверчиво склонив голову в его сторону. И он тоже подался к ней и вздрогнул, услышав сухой удар шлема о шлем. Теперь лицо Энны было совсем близко, он даже видел, как мелко-мелко дрожат ее ресницы. Он рассматривал эти ресницы миллиметр за миллиметром и страдал от невозможности прикоснуться к ним.
И вдруг он засмеялся беззвучно. Энна испуганно открыла глаза.
— О чем ты подумал? — спросила она, удивив Бенева, впервые столкнувшегося с такой почти неестественной женской проницательностью.
— Так, пустяки.
— Скажи, — потребовала она.
— Да глупость одна.
— Пожалуйста. Это очень важно.
— Понимаешь, мне вдруг показалось странным, что у космонавтов иногда рождаются дети…
Бенев думал, что она рассердится, но Энна только опустила глаза. Но уже через мгновение снова вскинула их к живой искусственной звезде в небе.
— Растет! — сказала она восторженно.
— И будет расти. — Беневу было радостно в этот миг, как никогда в жизни. Ему вспомнилась древняя поговорка об испытании верности в разведке, и он спросил: — Энна, а ты полетела бы со мной к звездам?
— Не знаю, — засмеялась она.
Но Бенев не поверил словам, ему больше сказали ее глаза, засветившиеся вдруг, словно бы затянувшиеся влажной мечтательной пленкой…
Они не спешили возвращаться. Взявшись за руки, прыгали по мягкой податливой пыли, подолгу стояли, прислонившись жесткими прозрачными шлемами, все не хотели уходить от этих гор, казавшихся им такими необыкновенно красивыми. А когда выехали на шоссе, помчались с такой скоростью, что автомат лунохода вынужден был включить ограничитель…
— Когда мы снова увидимся? — спустя час говорил Бенев, с удовольствием впервые пожимая живую мягкую руку Энны, стоявшей перед ним в своем золотистом цветастом платье. (В лунном бесцветном мире люди любили яркие одежды.)
— Через шесть часов.
— Так долго?
— Ничего, мой друг, у нас в запасе вечность.
Она улыбнулась и исчезла с легким галантным поклоном, в котором было что-то и дружеское и официальное.
Немного обиженный Бенев пошел в свою «практикантскую» квартиру с твердым намерением выспаться, чтобы через шесть часов предстать перед Энной сдержанным и по возможности спокойным. Но, как ни старался, не мог уснуть. Не помогали ни успокаивающие коктейли, ни вкрадчивые шепоты электросна. Перед ним не исчезало видение: мягкий профиль в ореоле сияющего шлема, длинные вздрагивающие ресницы, стройная серебристая фигура на фоне пестрого хаоса камней. Он долго мысленно умолял ее оглянуться. И она оглянулась. Но заговорила вдруг торопливым голосом Руйка:
— Уво, да проснись же, Уво, подвел я тебя…
Бенев открыл глаза, увидел своего коллегу с кипой голографических пластинок в руках.
— Не вышло, — сокрушенно жаловался Руйк. — Аппаратура подвела.
— Ладно, — сказал Бенев, быстро просмотрев пластинки и еще не понимая, что именно не получилось. — Обойдется.
— Что обойдется? Снимал звезду, а вышел крендель какой-то.
— Может, так и надо?
— Кому надо? Попробуй опубликовать это облако с дыркой — засмеют.
— Я говорю, что, может, дело не в аппаратуре, может, облако такое и есть?
— Чего ему таким быть? — Руйк задумался на минуту. — Шут его знает, пойду погляжу.
Он вернулся быстро.
— Что там творится, что творится! — с порога закричал Руйк. — В самом деле вместо булки крендель сделали. Громов, говорят, за голову хватается.
— Ну ты скажешь! — Он знал за Руйком такой грешок — «преувеличения на базе увлечения» — и не поверил.
Но Руйк, обычно не обращавший внимания на насмешки, на этот раз обиделся:
— Иди да посмотри. Или я тебе диспетчера вызову.
— Не надо! — испугался Бенев и, вскочив с постели, подошел к стене-экрану.
— Что-то не так получилось, не по рассчитанному. В самом деле говорят: даже Громов растерялся.
Такая настойчивость была непохожа на Руйка, и Бенев принялся одеваться, чтобы быть во всей форме перед вызовом диспетчерской.
Но диспетчером оказалась совсем другая женщина, холодно ответившая, что Громов находится в башне главного телескопа, что он очень занят и просил его ни с кем не связывать.
«Значит, и в самом деле что-то случилось», — подумал Бенев и решил сам отправиться в башню, чтобы на всякий случай быть поближе к Громову.
Он увидел профессора, маленького, сгорбившегося, под огромным, как гора, телескопом. Тихо сел в сторонке и стал наблюдать. Перед Громовым ярко горел экран, куда проецировалось изображение, сфокусированное телескопом. На экране колыхалось, жило, переливалось студенистой медузой ослепительное кольцо с угольно-черной серединой. Профессор неотрывно смотрел на это кольцо, потирая узловатыми пальцами блестящую свою лысину, куполом возвышавшуюся над седенькими волосами у висков. Его неизменная черная шапочка на этот раз лежала на столе. Потом профессор поднялся так тяжело, будто на его плечах лежал груз, шаркая ногами, подошел к пульту связи, поискал пальцами нужную кнопку. Стена перед ним посветлела, и на ее месте возникли рубиновые глаза электронного мозга.
— Кольцо-то растет, — сказал профессор.
— Так и должно быть, — мягким бесстрастным голосом ответил динамик.
— Теперь я и сам знаю, что так должно быть. Но почему ты не предупредил о такой возможности?
— Меня об этом не спрашивали, — все с тем же убийственным бесстрастием ответил голос.
— Но ты ведь знал, что такое может случиться?
— Вероятность была ничтожна, и меня об этом не спрашивали.
— Ты должен был сказать все.
— Я сказал все, что вас интересовало.
— Машина она машина и есть, — в сердцах сказал Громов. — Во все надо ткнуть носом.
Он снова пошевелил пальцами на пульте, и опять пропала стена и вместо нее возник хорошо известный Беневу кабинет Президента Всемирного ученого совета. Президент что-то быстро говорил, глядя прямо перед собой. Но вот он оглянулся и с тревогой посмотрел на Громова.
— Что ты решил? — спросил он.
— Я заварил эту кашу, я ее и должен расхлебать.
— Сначала мы пошлем автоматы…
— Я не могу верить автомату! — неожиданно громко воскликнул профессор. — Без человека в непредвиденной ситуации он будет как тот гениальный дурак, у которого чем гениальнее, тем хуже. Да и нет времени на новые эксперименты.
— Мы будем все контролировать.
— Контроль не отменяется. Но я сам полечу. Это мой долг и мое право!..
— Подумай еще, не торопись, — сказал Президент. — Я соединюсь с тобой через час.
Громов снова посмотрел на экран телескопа и, оглянувшись, увидел сидевшего у двери Бенева.
— Теперь не до вас, голубчик, — почему-то жалобно сказал он.
— Я не отвлекать пришел, а помогать.
— Теперь никто не поможет. Даже этот красноглазый, — он сердито кивнул на пульт электронного мозга, — и тот ничего не обещает.
— А что случилось?
— Что случилось?! — Громов изумленно уставился на журналиста. — Вам никто ничего не рассказал?
— Я ни с кем не разговаривал, прямо к вам.
— Да, голубчик, случилось непредвиденное.
— Эксперимент не удался?
— Более чем удался. Я бы сказал, что еще ни один эксперимент, когда-либо проводимый людьми, не оканчивался таким выдающимся открытием. И такой страшной катастрофой.
— Говорить так журналисту — все равно что быку показывать красную тряпку, — усмехнулся Бенев.
— Увы, голубчик, положение куда трагичнее, чем вы можете себе представить. В результате двух колоссальных встречных взрывов образовалось сверхплотное вещество. В том состоянии, которое нам известно лишь теоретически. Иными словами, мы, вероятно, сотворили «черную дыру».