– Федор Васильевич, покажите сережку.
– Ах да, – он разжал руку. – Вот, гляди…
– Ой, это же Ангелинина сережка!
– Ангелинина? С чего ты взяла?
– У нее точно такие же… Завтра спрошу, она не говорила, что потеряла.
– Но что она делала в висбаденской гостинице?
– Ну мало ли к кому она могла приехать… Но, конечно, может, это и не ее. Чешские гранаты не такая уж редкость.
– В самом деле, спроси. На вот, возьми, если не ее, вернешь мне, я отдам портье.
Мака сунула сережку в сумочку. Тем временем кельнер принес счет, Федор Васильевич расплатился. Нежадный, подумала Мака, прикинув, сколько он дал на чай. Она все боялась поверить своему счастью, хотя вообще-то была достаточно самоуверенной девушкой. Но тут и вправду принц из сказки. Хотя авторы для редакторов редко бывают принцами, но он ведь не их автор… У них живых авторов вообще раз-два и обчелся.
– Знаешь, постой-ка тут минутку!
Он нырнул за занавеску у выхода. А она стояла во дворике, где одуряюще пахло прелыми яблоками. Ага, вон их целая куча лежит. Выходит, это вино прямо тут делают, что ли? Неужели сейчас появится мой будущий муж? Господи, как это все будет? И надо ли кому-нибудь говорить об этом? Нет, буду молчать как партизан на допросе, чтобы не сглазить. Но ведь чудеса все-таки случаются, вон Натэлла с нашего курса вышла замуж за знаменитого канадского хоккеиста. Приехала в Канаду на неделю к подруге и вернулась оттуда уже невестой. А какая у них была свадьба! А у нас свадьбы не будет, скорее всего. А хочется… белое платье, цветы в волосах… мне пойдет. Но он наверняка не захочет или согласится только ради меня… А это не нужно… Господи, да о чем это я? Он небось сейчас пописает и забудет о своем предложении как о смерти… Ясно, что спьяну сболтнул…
– Ну что, невеста, заждалась?
Она опять вспыхнула.
– А тебе никуда забежать не надо, а? Ты не стесняйся!
– Нет, спасибо, я бы не стала стесняться.
– Ох, умница! Вот что значит разница поколений. В мое время девушки стеснялись. Ты, кстати, знаешь, сколько мне лет?
– Конечно!
– И тебя это не пугает?
– Нисколечко.
– Мака, дай я тебя поцелую.
И он стал целовать ее, благо уже стемнело. А потом во дворике появилась шумная компания и спугнула их. И они пошли по вечерним улицам, взявшись за руки и болтая о какой-то чепухе.
– А мы не заблудимся?
– Федор Васильевич, я же могу всегда спросить дорогу.
– Нет, по этой улице мы не пойдем, она мне не нравится…
Так они и шли – по тем улицам, которые нравились ему. Иногда останавливались и целовались, самозабвенно и весело. Хохотали, сами не понимая над чем. Ему было хорошо и немного страшновато от ее молодости. Но он и сам молодел рядом с нею. Наконец они вышли к реке, в воде отражались фонари. Они остановились на мосту.
– Знаешь, я ужасно люблю воду. Любую. Могу часами смотреть на реку, а уж на море тем более. Завораживает, и так хорошо думается… Но рядом с тобой думается только об одном, – вдруг охрип он. – Ты прости, я…
– Я все понимаю, – тихо сказала она.
– Но мы не будем спешить, да?
– Конечно. Если вы не передумаете… – голос у нее сорвался, – то…
– Что?
– То приходите ко мне в Москве, у меня двухкомнатная квартира, я живу одна.
– Мака, ты… Знаешь, мне сначала не нравилось имя Мака, а сейчас ужасно нравится. Оно такое же милое, как ты, оно тебе идет. Я напишу про нас повесть или рассказ и назову…
– Вы уже говорили, «Вино из яблок» да?
– Нет, «Вино из яблок и воды Майна».
– Красиво. И о чем он будет?
– Я же сказал – о нас, о девочке, в которую вдруг влюбился немолодой мужик и сделал ей предложение, а она боится, что это спьяну, потому что тоже влюбилась в него… Ты же влюбилась в меня?
– Да.
– И боишься, что я сделал тебе предложение спьяну?
– Боюсь, – тихо ответила Мака.
– Напрасно.
Он вдруг вытащил из кармана мобильный телефон:
– Сейчас еще не поздно звонить твоей маме?
– Маме? Зачем? – перепугалась Мака.
– Чтобы попросить у нее твоей руки. Говори номер!
– Мама, наверное, уже спит.
– Ничего, разбудим ради такого дела!
– А давайте позвоним утром…
– Боишься, что я к утру передумаю и только зря переполошу твою маму? Почему ты такая недоверчивая?
Он вдруг расхохотался.
Ее бросило в жар. Что это с ним?
– Я понял, я все понял… Знаешь, у нас в гостинице живет одна тетка, пишет какие-то дамские романы, я на стенде видел, один ее роман называется «Все мужики козлы»! Ты тоже так считаешь?
Она засмеялась. Но ничего не ответила, видимо, была согласна с дамской писательницей.
Его это умилило. Его сейчас все умиляло.
– Я, вероятно, тоже все-таки не подарок, но поверь, я никогда вот так, с ходу, с первого взгляда… правда, Мака, ты мне нужна. Пока тебя не встретил, не знал, чего хочу, а вот увидел и понял… Ну что, звоним маме?
– Наверное… Да! Да!
Он опять умилился.
– Мама, это я! Мамочка, я так тут счастлива! Да, да! Мама, погоди, с тобой хочет поговорить один человек, помнишь, ты читала «Медленно, но верно»? Это Федор Васильевич Головин, да, и он хочет тебе что-то сказать!
– Добрый вечер, Мария Дмитриевна, это Головин.
– Добрый вечер. – В красивом, чуть хрипловатом голосе мамы звучало недоумение.
– Мария Дмитриевна, я… Я прошу у вас руки вашей дочери. Вам это может показаться чересчур скоропалительным решением, но… Так иногда бывает в жизни… Увидели друг друга, и все.
– Вы пьяны, молодой человек?
– О нет, все не так, Мария Дмитриевна. Я не пьян, всего несколько стаканчиков натурального яблочного вина, и я уже немолодой человек… Мне сорок четыре, но тем не менее я влюблен как бобик! И прошу вас…
– Послушайте, вы, немолодой человек, мне плевать, сколько и чего вы там выпили, но по телефону такие дела не делаются. Вот вернетесь в Москву, приходите, познакомимся и поговорим. Передайте-ка трубку Маке, и всего наилучшего.
– Мама, мамочка, я такая счастливая, да, ладно, пусть так, но ты подготовь папу и бабушку, пожалуйста! Мама, он такой хороший! – совершенно по-детски воскликнула она. А он снова умилился. Он понял, что Мария Дмитриевна хотела сперва наговорить ему гадостей, но потом, видимо, сменила гнев на милость. Боится, что Мака уже засиделась в девках? Теща – это момент существенный. Но нам, слава тебе господи, не придется жить с ней под одной крышей, и у меня хватит ума и такта, чтобы наладить с ней нормальные отношения. По крайней мере, я надеюсь на это.
Мака протягивала ему телефон:
– Федор Васильевич…
– Что это еще за Федор Васильевич? Я же твой жених, зови меня просто Федей или, на худой конец, Федором.
– Федя, поцелуй меня еще!
Мака проводила Федора на вокзал, дождалась отхода поезда и в состоянии, близком к помешательству, побрела пешком в гостиницу. Она то и дело щипала себя, не приснился ли ей этот сказочный вечер? Если бы ее спросили сейчас, что такое счастье, она бы не задумываясь ответила: «Сегодняшний вечер!» Она могла предположить все что угодно, но только не такое развитие событий. Впрочем, она то и дело одергивала себя. Утро вечера мудренее. Не надейся пока ни на что, не верь… Но так хотелось верить…
– Мака! – вывел ее из раздумий голос Ангелины. – Где тебя черти носят и что все это значит?
Мака словно очнулась:
– Что? Вы о чем, Ангелина Викторовна?
– Мне звонила твоя мать, она в панике!
– А… Ангелина Викторовна, это все правда…
– Что правда?
– А что вам сказала мама? – поосторожничала Мака. А вдруг мама звонила Ангелине раньше, еще до их звонков? Мало ли что бывает, а ей не хотелось выдавать свою тайну.
– Что Головин просил твоей руки!
– Правда… Это вы мне удачу принесли, ваши бусы… вы так искренне пожелали мне счастья…
И она бросилась в объятия Ангелины Викторовны.
– Погоди, Мака, но ведь это чушь! Он, вероятно, был пьян.
– Нет, мы пили только вино.
– Нализаться можно и вином.
– Нет, он не нализался, он просто был веселый… Он такой… я умираю от счастья, Ангелина Викторовна!