Я поднял листок бумаги и сунул его в карман, надеясь, что он этого не заметил.
– Можете попробовать, – сказал я. – Но у вас всё равно ничего не получится.
В храме всё происходило примерно так же, как и в прошлый раз. Лента, Кареглазка и я сидели в первом ряду, и я заметил неодобрительный взгляд отца с высоты сцены, когда он увидел, что Каре-глазка сидит очень близко ко мне и держит обе мои руки в своих. Я почти слышал его мысли о том, что сейчас неподходящее время и место для этого.
Местлер не заставил ждать себя. Он вышел к трибуне, заложив руки за спину, с необычно серьёзным выражением лица.
– Сегодня у меня нет для вас хороших новостей, – сказал он.
Если он полагал, что Паллахакси по достоинству оценит его честность, то сильно ошибался.
– Тогда заткнись и вали домой, – крикнул кто-то. – У нас хватает проблем и без тебя, Местлер!
– Послышались шум, ропот, чьи-то возгласы.
– Тогда я сразу скажу вам худшее! – прорычал Местлер, в одно мгновение выйдя из себя. – Ни вы, ни я ничего не можем с этим поделать, так что сидите и слушайте! – Он воинственно огляделся по сторонам.
Вскоре наступила относительная тишина, и он продолжил:
– Как вы знаете, пароход «Изабель» затонул вчера неподалёку от Пальца – к счастью, с малочисленными жертвами. Как я уже говорил, Парламент постоянно проявляет заботу об интересах простого народа и высоко оценивает усилия, которые все вы прилагаете в эти трудные времена. Естественно, долг вашего Парламента – защищать Паллахакси от астонских орд. И таковы были наши намерения. – Он грустно посмотрел на нас. – Таковы были наши намерения.
Лента наклонилась ко мне и прошептала: «Но, к несчастью…», и я громко фыркнул, что повлекло за собой неприязненный взгляд отца.
– Но, к несчастью, наши надежды рухнули, – продолжал Местлер. – Ушли на дно канала вместе с пароходом «Изабель». Да, друзья мои. На борту «Изабель» были пушки, боеприпасы, военное снаряжение, с помощью которых мы надеялись защитить наш город. – Он сделал паузу, устало глядя на слушателей, позволяя ощущению катастрофы проникнуть сквозь их толстые паллахаксианские черепа.
– Вы хотите сказать, – спросил Стронгарм, – что мы не получим ничего для своей защиты?
– Нет. К счастью, мы получим замену, и она будет доставлена по суше.
Но это будет не скоро. Очень не скоро.
– Когда? – громко спросил кто-то.
– Ну… дней через тридцать, – поспешно сказал Местлер, заглушая несколько подавленных возгласов. – Наши промышленные рабочие самоотверженно трудятся, но, как я уже говорил, большую часть их продукции мы вынуждены отправлять на фронт. И здесь, боюсь, опять плохие новости.
Враг прорвался сразу на нескольких направлениях и сейчас находится у самых ворот Алики!
Внезапно война пришла ко мне, и я увидел дом, в котором родился, оккупированный вражескими силами.
– Значит ли это, что Парламент может подвергнуться опасности? – с надеждой спросил Гирт. – Насколько я понимаю, Алика – наша столица. Так написано в учебниках. Так что, я полагаю, всем членам Парламента выдали оружие, и они теперь героически защищают нашу землю?
Взрыв веселья, которым была встречена эта острота, не оставил никакого сомнения относительно настроений аудитории, и Хорлокс-Местлер покраснел до кончиков ушей.
– Ладно, вы, мерзляки! – заорал он. – Можете веселиться. Радуйтесь, пока есть такая возможность. Вы перестанете смеяться, когда астонцы хлынут из-за Жёлтых Гор!
Стронгарм пересёк сцену, остановившись совсем рядом с Местлером, так что парламентарий нервно отступил в сторону.
– Во всяком случае, мы не побежим, – спокойно сказал он.
Глава 14
Шли дни, и грум всё усиливался, пока старики, потягивая пиво в «Золотом Груммете» и мудро покачивая головами, не стали говорить, что это самый сильный грум на их памяти. На рыбном рынке и на причале у волнолома разгружались феноменальные уловы, так что никто не возмущался – разве что из принципа – тем, что огромное количество рыбы отправляется на новый завод. Большая часть её доставлялась на новый причал за Пальцем не на виду у горожан, хотя кое-что возили и по дороге из гавани. Устье реки давно высохло.
Военная полиция, несмотря на всеобщие опасения, почти не появлялась в Паллахакси. Время от времени они строем маршировали по главной улице, одетые в алую форму, не похожую на тёмно-синие мундиры охранников с завода, неся впереди колонны длинное древко, на котором развевался Серебряный Локс Эрто. Хотя, как говорят, наша национальная эмблема символизирует силу, упорство и стойкость, наряду с её подразумевавшимся религиозным смыслом она была не слишком популярна среди жителей Паллахакси, и её демонстрация в подобной обстановке воспринималась не иначе как оскорбление. Были попытки организовать марш протеста, но от них в конце концов отказались, когда стало ясно, что Стронгарм против.
– Все эти сборища, хождение строем… – ворчал он. – Это пристало парлам и им подобным. Все те же надменные манеры и церемонии, что и в Алике. Стоит ли нам перенимать их?
Хотя Стронгарм мне нравился, порой я готов был согласиться с точкой зрения Хорлокс-Местлера, что он чересчур ограничен и его личные взгляды быстро затмевают истинную суть дела. Я даже не пытался упоминать о предложении Местлера поднять «Изабель», поскольку заранее знал, какова будет его реакция.
Однако с течением времени произошли два события, которые поставили Паллахакси перед фактом, что он – часть воюющей нации и что оккупация астонскими войсками не лучшая альтернатива относительно мягкому правлению парлов.
– Алика сдана, – однажды утром сказал за завтраком отец, читая газету, только что доставленную прямо с почты.
Мать разразилась громкими рыданиями, вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
Какое-то мгновение я сидел на месте, думая о том, пошла ли она воткнуть астонский флаг в точку «Алика», или же военная карта будет теперь просто выброшена, и её место займут ежедневные молитвы. Потом перед моим мысленным взором вновь возник образ астонцев, спящих в моей комнате, и я понял, что новости невесёлые.
– Что же делает в связи с этим Парламент? – спросил я отца. – Где Регент? – В моих мыслях возник образ его августейшего величества в запряжённой локсами повозке, катящейся по пустыне в сторону Бекстон-Поста, а за ней – члены Парламента в своих мантиях, в повозках поменьше.
– Парламент эвакуируется, – сказал отец. – Думаю, тебе следует об этом знать; скоро об этом узнают все. Паллахакси выбран в качестве временного местопребывания правительства. Нам оказана большая честь, Дроув. Один из членов Парламента будет жить в нашем доме, и будут сделаны соответствующие распоряжения относительно других подходящих жилых помещений в городе. На новом заводе подготовлена резиденция для Регента.
В этом было что-то забавное, но меня больше заботила перспектива появления в доме постороннего. У нас не было места; это был всего лишь летний коттедж. Мне вовсе не хотелось, чтобы здесь жил кто-то ещё, с кем я должен был бы вести себя вежливо.
– Ракс, – буркнул я. – Он может занять мою комнату. Я буду жить в «Груммете».
К моему удивлению, за этим не последовал взрыв ярости. Вместо этого отец задумчиво посмотрел на меня.
– Возможно, это был бы самый лучший выход, – наконец сказал он.
Естественно, меньше всего ему хотелось скандалов в доме, когда здесь будет облечённый властью парл. – Я договорюсь, чтобы тебе там выделили комнату.
У тебя должны быть достойные условия.
– Я сам об этом позабочусь, если ты не возражаешь, папа, – поспешно сказал я.
– Как хочешь. – Лицо его приобрело отстранённое выражение, и он уже обдумывал, каким образом лучше произвести впечатление на возможного постояльца.