– У меня у самого таких, как ваш Данила, двое, – сказал он Анне Николаевне и понизил голос до шепота: – Но те хоть читать умеют…
– Да, с языком у него плоховато, – согласилась она. – Вот Настя сначала занималась с ним, но парень плохо усваивает материал.
– Трудное детство.
– Не говорите, – поддакнула она ему.
– Ничего, я ему помогу. У меня для слаборазвитых детей есть своя собственная методика, скоростная. Я думаю, с завтрашнего дня, не откладывая в долгий ящик, и приступить…
Увидев, что ребята внимательно прислушиваются к разговору взрослых, он перешел на нейтральные темы.
– Природа на Кавказе просто сказочная… Я сам тоже с Севера, вот удалось второй раз за последнее десятилетие выбраться… Я просто преклоняюсь перед вами, Анна Николаевна, свечку готов поставить, как перед иконой.
– А основание? – удивилась Анна Николаевна.
– Благородство и бескорыстие – основание… Я за зарплату делаю то, что вы делаете по велению сердца.
– Что вы делаете за зарплату? – Анна Николаевна рассмеялась.
– Детей воспитываю.
Настя скорее потащила танцевать Данилу. Разговор Кудеяра с ее матерью приобретал для нее скользкий характер. Если сейчас выяснится, что она выставила своего дружка Данилу абсолютно неграмотным перед незнакомым человеком, ей не поздоровится. Ее мать не прощала подобных выходок.
То, что положено Юпитеру – Даниле, не положено простому смертному – дочери. Настя сменила гнев на милость и разрешила Даниле пригласить себя на танец. Мысли ее были вдалеке от партнера. «Как же так получилось, что я не угадала автора письма? А Гарик какой обидчивый оказался, сразу в бутылку полез, спрашивает, кто еще знает о письме. Какая разница, знает кто еще или не знает? Раз написал мне, теперь оно, письмо, моя собственность, перед кем хочу, перед тем и хвастаюсь».
– Глянь, как Борода перед твоею матерью расстилается, – вернул ее к действительности Данила. – Паркетный шаркун.
– Не обращай внимания.
Она потащила его в дальний угол танцплощадки, откуда их не будет видно. Еще Настя хотела, чтобы он ее не отвлекал, а молча двигался в танце. А Данила лез к ней с вопросами.
– Почему у них здесь одни медленные танцы, что, мой дружок балалайка-оркестр современных не знает?
– Знает, знает, помолчи, пожалуйста. Первая половина вечера для старшего возраста, а вторая – для молодежи. Если хочешь, останемся после перерыва, тогда подергаемся.
Данила обиделся:
– Что я тебе, из секты скопцов и попрыгунчиков? Ты лучше обрати внимание на Бороду. Не нравится мне его поведение.
Настя рассмеялась.
– Ты прямо как учитель.
– А вспомни, что наказывал твой отец, когда вас сюда с Анной Николаевной отпускал.
– Что?.. Напомни… Я забыла.
– А он мне с Максом наказал за вами присматривать. Помнишь, он сказал, что если вы едете с двумя такими мужчинами, как я и Макс, то мы вас никому в обиду не дадим.
– Да? – Настя решила съязвить и обиженно заявила: – В обиду не дадите. Вон Гарик меня до слез довел, а вы и ухом не повели.
– Как не повели? Я здесь Анну Николаевну обороняю, а Макс пошел с Гариком разбираться.
– Когда? – тревожно спросила Настя.
Данила из-за Настиного плеча видел, как на танцплощадку зашел Гарик, наклонился к уху Макса, что-то сказал, а потом они вдвоем ушли. Макс издалека махнул Даниле рукой. Только Настя ничего этого не видела.
– Дурак, чего ты мне раньше не сказал? – закричала она на Данилу.
– А то что бы случилось?
– У Гарика же кинжал.
– Большое дело. У Макса металлический прут, – соврал, как всегда, Данила. – Еще неизвестно, что в бою надежнее.
Глава XII. Новая напасть
Настя не слушала его. Она торопливым шагом вышла с танцплощадки и побежала в ту сторону, где, как говорил Данила, был привязан осел. Никого. С этой аллеи она свернула на следующую. Одни гуляющие пары, но ни Макса, ни Гарика. Где они могут быть? Она уже десять раз пожалела, что заочно столкнула их лбами. Макс дурной, в драке не выбирает предметы. Может, чем хочешь запулить в голову. А Гарик? Если его огреть металлическим прутом, он разве не вытащит кинжал? Господи, что же делать?
Она за пятнадцать минут два раза обежала всю территорию парка. Может быть, они оба лежат окровавленные где-нибудь в кустах? А может быть, пошли на берег моря, в безлюдное место выяснять отношения? Настя не знала, что делать. Только казнить себя. Она и казнила. Отдала бы Гарику письмо, и ничего не было бы. Правильно мальчишка обиделся, он писал ей, а она его всей танцплощадке показала. Кто хочешь обидится. Где же их искать?
После получасовых бесплодных поисков она решила не возвращаться на танцплощадку, а пойти к себе в номер, закрыться и вволю выплакаться. Заодно она решила перечитать и спрятать подальше письмо. Если разорвала конверт, то пусть хоть письмо останется как память. А где она его оставила? Настя стала вспоминать. Когда они собирались на танцы, она решила его последний раз перечитать и закрылась в ванной. Конверт она спрятала в сумочку, а письмо… а письмо…
Мать стала настойчиво выкуривать ее из ванной, и Настя поспешно сунула его в карман своего халатика. Правильно, а потом маман не дала ей больше закрыться в ванной. Письмо должно лежать в халате.
Настя подходила к отелю с единственной мыслью, что его необходимо запрятать куда-нибудь подальше. А как же ребята, Гарик и Макс? Она удивилась сама себе: а из-за чего им драться? Кто ее обидел? Она вон от Данилы на дню по сто раз страдает, и много ее Макс защитил? Так и здесь. Никто не побежал ее защищать. Врет Данила насчет металлического прута. Макс предпочитает разбираться голыми руками. Тьфу, а она ему, брехуну, поверила. Сейчас, наверное, стоит на танцплощадке и ждет, пока она вернется. Трепач! И насчет осла, конечно, приплел. Господи, какая же она легковерная и несчастная!
Подумав так мысленно о себе, Настя счастливо улыбнулась. Вечер удался на славу. Она на нем блистала, парадировала. Автора вычислила. Данилу и Макса поставила на место. Двух даже немного столкнула лбами. Одно нехорошо, что Данилу перед соседом Бородой выставила в таком неприглядном свете, представила его неграмотной бестолочью. Теперь вон сосед с завтрашнего дня будет пробовать на Даниле, как на собаке, новую методику скоростного обучения языку.
Взяв ключ у портье, она открыла дверь номера. Скорее в ванную. Вот и халатик. Настя сунула руку в карман, в один, во второй. Письмо как корова языком слизнула.
Насте стало нехорошо. В другом месте она его искать не собиралась. Когда они закрывали дверь номера, а они с матерью были последние, письмо оставалось в халатике. Значит, здесь кто-то до нее побывал. Кто? Она выглянула в окно. На небе виднелась луна. Настя чуть было, как волчица, не завыла на нее. Она внимательно осмотрела обе спальни и гостиную. Может быть, тот, кто читал, оставил листок со стихотворением на видном месте? Никаких следов.
Теперь перед Настей встал другой вопрос. Если с авторством она точно решила, что это был Гарик, то кто еще мог его прочитать и, главное, не положить на место? Настя стала вычислять.
Первым с танцплощадки ушел Макс, со слов Данилы, якобы разбираться с Гариком. Но Даниле нет веры ни на йоту, это известный обманщик и фантазер. Он за минуту тебе столько напридумывает, что ты и за год не распутаешь. Если заходил Макс, то зачем? Может, просто умыться?
И тут Настя вспомнила, как Данила смеялся над Максом, когда тот налил себе в туфли одеколону. Господи, у него была тесная обувь, и он пришел ее сменить. Настя понеслась в спальню к мальчишкам. Туфли, в которых он пришел на танцы, стояли под кроватью.
Макс взял письмо!
Ах, негодный мальчишка. Настя густо покраснела. Вот кто плохо воспитан, лазит по чужим карманам. Хотя от Макса этого она не ожидала. Макс слишком щепетилен, чтобы позволить себе неблаговидный поступок. У него гипертрофированное чувство чести. И тут на соседней кровати она увидела пиджак Данилы. А ведь когда она уходила с танцплощадки, Данила был в нем.