— Так нет его уж. Умер — она повела плечами и запахнула старенький платок.
— Уж несколько лет прошло. Вспоминаю его иногда тоже.
Я замер. Как же так? Разве это возможно? Ведь видел его сегодня в своих картинках. Это что же получается? Если мамы не станет, я буду видеть её в своих видениях? Она будет продолжать жить там?
От этих мыслей стало немного жутковато.
— Мам, а почему у вас тогда не сложилось с ним? Ведь долго он ходил к тебе.
Она вздохнула, медленно потерла морщинистые руки и затем подняла на меня взгляд.
— Ты против был. Не помнишь разве?
— Я?? — я искренне удивился.
— Да. Вот и пришлось ему отказать.
— Мам, да ты чего? Ну взяла бы ремень, да всыпала по первое число! Почему я стал этим препятствием? — я вспомнил ту маму, в своих видениях.
Ведь если бы тогда всё сложилось…
— Ты ведь из дома ушёл. Не помнишь, видно. Дотемна искали тебя. Вот и пришлось…
Я аж вскочил. И закружил по кухне, закружил.
Вспомнил! Вспомнил, как кричал на мать, слова обидные ей говорил. Вспомнил, как прятался в темноте во дворе, мечтал, чтоб не нашли. Помню чувство предательства от матери.
А ведь на самом-то деле я стал предателем для неё. Самым близким и любимым предателем. Как часто самую сильную боль причиняют те, кто ближе всех. Внутри запекло от мыслей, от эмоций. Но лишь смог сказать:
— Мам.
— Чего уж там. Может и прав ты был тогда, да и времени мало прошло после твоего отца.
Она вздохнула.
— Подлить чайку?
Я кивнул, всё еще погруженный в свои мысли. Которых было очень много. И бунтовало что-то внутри. А если бы…. А если бы вот так…
А потом внутри меня стало безмолвно. Пусто-пусто. Только к горлу подкатил большой горький ком. Еще немного и из глаз брызнут слёзы.
— Так, а что тебе приснилось?
Я смог улыбнуться.
— Будто шла ты с Геннадием Павловичем под ручку. Вся светилась. Вот потому и вспомнил его. Мам, — я придвинулся к ней ближе, — может, переедешь ко мне? Ну чего ты одна сидишь тут целыми днями? И мне спокойнее. И..
— Ой, нет! — мама замахала руками.
— И ничего не одна, не выдумывай. Вечером придёт соседка Антонина, чаёвничать будем, разговоры разговаривать. Потом сериал у меня, Максим. Завтра в магазин подамся. Потом обед и скорее всего вязать примусь. Так что у меня всё по плану. Это вы, молодые, без всякого плана живёте. Нам, старикам, хоть примерный план нужен, иначе бесцельно всё, бессмысленно. А так дожил до сериала — план на сегодня выполнен. А завтра уж новое расписание. Там глядишь и весна, и вообще сидеть некогда будет. Там травинка, здесь соринка, там спину прихватит, и думаешь, как бы разогнуться. А чем не план? — мамины глаза смеялись.
— Ты давай свою жизнь устраивай. На меня не оглядывайся. Я уж подмогну чем смогу. А чего это ты на электричке ко мне приехал? Машина где?
Не говорить же матери, что из-за моих галлюцинаций пока не сажусь за руль, ведь боюсь, что настигнет меня очередная картина прямо в дороге.
В итоге — сижу в полной людьми электричке с большой сумкой маминых гостинцев.
Постепенно вагон пустел. От мыслей, от мерного качания вагона меня разморило. Не уснуть бы, а то пропущу свою остановку.
Выйдя на перрон, перехватил сумку в другую руку и пошёл к выходу.
Да только не дошёл, ведь услышал знакомый треск. Два раза за день это круто! То ли я стал восприимчив к картинкам, то ли моя шизофрения «подняла голову».
Видя, как картинка медленно расширяется, внутри меня пришло решение. И когда размеры стали достаточно большими, я поставил сумку возле скамейки, укрываясь от посторонних глаз, глубоко вдохнул, задержал дыхание и шагнул.
Шагнул в прохладный осенний день. И оказался в парке. И ничего необычного. Совсем. Запомнив место «выхода», сел на скамейку, чтобы была возможность спокойно осмотреться и подумать. Вглядывался в лица проходящих прохожих, в деревья, сбрасывающих свою листву — ничего особенного. Словно я так и остался в своём мире.
Я откинулся на спинку скамейки, чтобы расслабиться. Оказывается всё это время я сидел как натянутый стальной прут, ожидая подвоха. И теперь мне необходимо хоть немного расслабиться.
И видимо расслабился совсем, ведь когда очнулся, почувствовал себя отдохнувшим и совсем расслабленным. Парк опустел. Пожалуй, скоро в нём останусь лишь я.
С некоторой опаской подошёл к месту теперь уже «входа». Вдох и выдох, шаг. И я снова дома, в своей реальности.
Вот только одно меня расстроило.
— А ну кыш отсюда. На секунду оставить нельзя! — как можно грубее прикрикнул я.
Два мужика от неожиданности вздрогнули, отшатываясь от моей сумки. И предвосхищая их возражения, добавил: