Она открыла глаза и обнаружила, что Итан смотрит на неё таким взглядом, который ослепил Гарретт, словно солнце.
– Ты не обязана быть поэтичной, – заверил он. – Ты держала мою жизнь в своих руках. Когда я находился при смерти, ты была якорем моей души. – Кончики его пальцев переместились с её виска к раскрасневшейся щеке, нежно лаская. – Я и не мечтал услышать от тебя таких слов. Когда ты их произносишь, они прекрасны.
Гарретт неохотно улыбнулась.
– Я люблю тебя, – повторила она вновь, и в этот раз признание прозвучало легче и более естественно.
Его губы блуждали по кончику её носа, щекам, подбородку, а потом вернулись назад, одарив ещё одним головокружительным поцелуем.
– Позволь доставить тебе удовольствие. После всего того, что ты совершила ради меня, позволь мне сделать для тебя хотя бы это.
Эта идея её взбудоражила. Но она покачала головой и сказала:
– Я не для того спасала тебе жизнь, чтобы ты поступился ею в угоду своим слабостям.
– Я всего лишь хочу поиграть, – уговаривал Итан, расстёгивая лиф платья.
– Это опасная игра...
– Что это?
Его пальцы обхватили длинный розовый шёлковый шнурок и осторожно вытащили из-под сорочки какой-то маленький предмет. Это был небольшой серебряный свисток, который он ей подарил. Сжав в руке блестящую вещицу, всё ещё согретую теплом её тела, он вопросительно посмотрел на Гарретт.
Покраснев, она смущённо призналась:
– Это что-то вроде... талисмана. Когда тебя нет рядом, я притворяюсь, что могу свистнуть, и ты волшебным образом появишься.
– Любимая, когда бы ты не захотела, чтобы я оказался рядом, я бегом прибегу.
– В последний раз, когда я звала тебя, ты не пришёл. Закончив обход в работном доме, я встала на крыльце и свистнула, но безрезультатно.
– Я был там. – Итан поглаживал впадинку у основания её шеи закруглённым концом свистка. – Ты меня просто не видела.
– Правда?
Он кивнул, отложив в сторону сверкающий предмет.
– На тебе было тёмно-зелёное платье с чёрной отделкой. Твои плечи поникли, и я знал, что ты устала. Я думал обо всех женщинах в Лондоне, которые уютно устроились в своих безопасных домах, а ты в это время стояла в темноте, проведя вечер в заботах о людях, которые не могли позволить себе заплатить и пенни за твои услуги. Ты - лучшая женщина, которую я когда-либо знал... и самая красивая...
Он стянул вниз её сорочку и провёл расставленными в стороны пальцами по обнажившемуся торсу, как бы случайно, задев мизинцем нежный розовый бутон. Гарретт всхлипнула, её горло сжалось. Он перекатывал чувствительную вершинку в пальцах, а затем, переместившись к другой груди, нежно зажал сосок между большим и указательным.
– Слишком рано, – встревоженно сказала Гарретт и умудрилась повернуться на бок, отворачиваясь от него.
Итан потянулся к ней и уложил обратно, притягивая к своему твёрдому, возбуждающему телу. Она почувствовала, как его улыбающиеся губы прижались к её шее сзади, будто совершенно оправданные опасения Гарретт были необоснованными.
– Acushla, ты устанавливала правила последние две недели, а я им следовал.
– Ты нарушал их на каждом шагу, – запротестовала она.
– Я пил тот жуткий тоник, которым ты продолжаешь меня пичкать, – заметил он.
– Ты выливал его в горшок с папоротником, когда думал, что я не смотрю.
– На вкус он похуже Темзы, – напрямик заявил он. – Папоротник со мной согласен, поэтому он засох и умер.
Гарретт не смогла сдержать смех, но когда мускулистая нога Итана раздвинула её бёдра, у неё перехватило дыхание. Его рука скользнула под юбку, а затем в открытый шов панталон, и наткнулась на обнажённую кожу над подвязкой чулка. Массирующие движения его большого пальца, на внутренней поверхности бедра, ослабили её волю в предвкушении продолжения.
– Ты меня хочешь, – удовлетворённо проговорил Итан, почувствовав, как она трепещет.
– Ты невозможен, – простонала Гарретт. – Мой худший пациент.
Его хриплый смех пощекотал её шею.
– Нет, – прошептал он, – Я - лучший. Давай, я продемонстрирую насколько.
Тяжело дыша, Гарретт начала выворачиваться из его объятий, но потом спохватилась.
Это его опять рассмешило.
– Правильно, не сопротивляйся. Ты можешь мне навредить.
– Итан, – сказала она, пытаясь говорить строго, – для тебя это слишком большая физическая нагрузка.
– Я прекращу, если почувствую, что начинаю испытывать муки страсти.
Он развязал подвязки и стянул с неё панталоны, всё время бормоча ей на ушко, какая она сладкая на вкус, как ему хочется целовать и любить каждую частичку Гарретт. Рука скользнула меж раздвинутых бёдер, поглаживая и раздвигая створки лона, продолжая дразнить, пока её кожа не покрылась испариной, не стала обжигающе горячей, а все мышцы не сжались. Кончик его пальца осторожно нашёл вход в её тело и извиваясь, проник в шелковистый, пульсирующий жар.