– Недооценивать ваше мастерство было ошибкой. – Когда Гарретт отстранилась, Хэвлок посмотрел на неё ласковым взглядом, что делал крайне редко. – Я больше так не поступлю. И да, ваш молодой человек необычайно вынослив. – Приподняв белоснежные брови, он спросил с налётом комичного предвкушения: – Он собирается нанести визит в клинику? Я хотел бы задать ему пару вопросов о его намерениях по отношению к вам.
Гарретт рассмеялась.
– Я уверена, он так и поступит, когда появится возможность. Итан предупредил, что будет очень занят в течение следующих нескольких дней.
– Да, – посерьёзнев, сказал Хэвлок, – сейчас неспокойные времена, в Министерстве внутренних дел и в столичных правоохранительных органах назрели скандалы и беспорядки. А ваш мистер Рэнсом, кажется, ключевая фигура в этом деле. Он приобрёл известность за удивительно короткий промежуток времени. Боюсь, дни его беспризорных скитаний по Лондону сочтены.
– Полагаю, вы правы, – пробормотала Гарретт, несколько потрясённая этой мыслью. Итан так привык к абсолютной конфиденциальности и свободе... теперь он приспосабливался к изменившимся обстоятельствам.
Однако, ей не представилось возможности расспросить его лично. В течение последующих двух недель Итан ни разу её не навестил. Почти ежедневно он присылал сообщения, состоящие из нескольких предложений, поспешно нацарапанных на почтовых карточках. Иногда записки сопровождались букетиком свежих цветов или корзинкой фиалок. Гарретт пришлось выискивать информацию в газетах, чтобы отследить его ежедневное местонахождение. "Таймс" потрясла нацию серией статей, касающихся незаконных частных детективных подразделений, которые действовали по указке Министерства внутренних дел. Итан не сидел на месте, так как его участие постоянно требовалось в многочисленных расследованиях и конфиденциальных встречах.
То что Дженкин оказался замешан в несанкционированном сборе информации, и так было достаточно скверно. Но когда стало известно, что он затевал заговоры с воинствующими радикалами и известными преступниками, ради уничтожения перспективы автономии Ирландии, это вызвало общественное негодование. Дженкин и его секретная служба были распущены, а большинство его действующих агентов попали под арест.
В короткие сроки обнаружили пропавшую партию взрывчатых веществ из Гавра, а её исчезновение окончательно связали с действиями особой разведки Министерства внутренних дел. Вскоре последовала отставка лорда Тэтхема, министра внутренних дел. Обе палаты парламента назначили следственные комитеты и запланировали слушания для выяснения масштабов коррупции в Министерстве.
Головы полетели с плеч. Фред Фелбригг был вынужден подать в отставку и предстать перед следствием по обвинению в свершении незаконных действий и процедур. Тем временем в столичной полиции начался настоящий хаос. Стало очевидно, что требуется значительная реорганизация всей структуры правоохранительных органов, хотя, ни у кого не было хороших идей относительно того, как действовать дальше.
Для Гарретт имело значение только благополучие Итана. С тех пор, как он вернулся из Гэмпшира, его захлестнула бурная деятельность, когда на самом деле ему следовало отдыхать. Мешала ли такая активность процессу выздоровления? Нормально ли он питался? Гарретт ничего не оставалось, как погрузиться в работу и терпеливо ждать.
На четырнадцатый день, после того как Гарретт осмотрела последнего пациента, она делала записи, стоя у высокого рабочего стола, когда в дверь неожиданно постучали.
– Доктор, – раздался голос Элизы. – Здесь ещё один пациент.
Гарретт нахмурилась, отложив ручку.
– Я никого не записывала.
После паузы Элиза сказала:
– Случай экстренный.
– В каком смысле экстренный?
Ответом была тишина.
Гарретт сначала бросило в жар, потом в холод, а пульс бешено забился. Она заставила себя подойти к двери, хотя все инстинкты кричали, что надо бежать. С большой осторожностью, она повернула ручку и отварила дверь.
Во всей своей красе, прислонившись плечом к дверному косяку и улыбаясь ей, стоял Итан. От восторга у неё закружилась голова. Он был ещё красивее, чем она помнила, от него ещё больше захватывало дух и будоражило все чувства.
– Гарретт, – произнёс он тихо, как будто её имя олицетворяло дюжины разных прекрасных вещей, и ей пришлось напрячь колени, чтобы не растаять прямо перед ним.
"За две недели ни одного, даже короткого, визита", – сурово напомнила она себе.