Гарретт подняла глаза, когда доктор Хэвлок подошёл к дверям кладовой с двумя маленькими стеклянными лабораторными мензурками с бледно-золотой жидкостью.
– Я принёс тонизирующее средство, – сказал он, выходя вперёд и протягивая ей один из сосудов.
Подняв брови, Гарретт взяла мензурку и осторожно понюхала содержимое. Её губы изогнулись в улыбке.
– Виски?
– Дюарс. – Окинув её проницательным, но добрым взглядом, он поднял мензурку и произнёс тост: – С днём рождения!
Глаза Гарретт округлились от изумления. Её отец не помнил даты, а она сама никогда никому не рассказывала.
– Откуда вы узнали?
– Из вашего заявления о приёме на работу. Так как моя жена хранит данные, она знает даты рождения всех сотрудников и никогда их не забывает.
Они чокнулись сосудами и выпили. Виски был крепким, но очень мягким. На языке Гарретт задержались ароматы солода, мёда и свежескошенного сена. Ненадолго закрыв глаза, она ощутила, как по её пищеводу распространяется приятный огонь.
– Превосходно, – произнесла она и улыбнулась. – Я очень признательна. Спасибо, доктор Хэвлок.
– Ещё один тост: NequesemperarcumtenditApollo.
Они выпили вновь.
– Что он означает? – спросила Гарретт.
– Не всегда натягивает свой лук Аполлон. – Хэвлок ласково на неё посмотрел. – В последнее время у вас плохое настроение. Не знаю в чём собственно дело, но в общем и целом могу представить. Вы - преданный своему делу врач, так умело взваливший на свои плечи столько обязанностей, что все мы, включая вас саму, склонны забывать тот факт, что вы всё ещё молодая женщина.
– В двадцать восемь? – мрачно спросила Гарретт и сделала ещё один глоток. Продолжая держать мензурку, она потянулась к коробке с лейкопластырем и бросила её в сумку.
– Сущая малютка, заплутавшая в лесу, – отозвался он. – И, как все молодые люди, вы склонны бунтовать против сурового надзирателя.
– Я никогда о вас так не думала, – запротестовала Гарретт.
Рот Хэвлока изогнулся.
– Не я суровый надсмотрщик, доктор, а вы. Дело в том, что отдых - это естественная потребность. Рабочие привычки превратили вас в зануду, и вы будете продолжать ею оставаться, пока не найдёте способ, как проводить досуг вне клиники.
Гарретт нахмурилась.
– У меня нет других интересов.
– Если бы вы были мужчиной, я бы посоветовал провести ночь в лучшем борделе, который только сможете себе позволить. Тем не менее, понятия не имею, что порекомендовать женщине в вашем положении. Просмотрите список хобби и выберите одно из них. Закрутите интрижку. Отправляйтесь в отпуск туда, где никогда раньше не бывали.
Гарретт подавилась глотком виски и уставилась на него широко распахнутыми, слезящимися глазами.
– Вы только что посоветовали мне завести роман? – сипло переспросила она.
Хэвлок издал хриплый смешок.
– Удивил вас? Не такой уж я скучный, как вы думали. Не нужно смотреть на меня, словно страдающая расстройством пищеварения монашка. Как врачу, вам хорошо известно, что половой акт можно не связывать с продолжением рода, при этом, не опускаясь до проституции. Вы работаете, как мужчина, и платят вам так же, почему бы не развлечься, как они, при условии, что сохраните это в тайне.
Гарретт пришлось сначала опустошить остатки виски прежде, чем ответить:
– Отодвинув моральные соображения на второй план, риск того не стоит. Если мужчину поймают на интрижке, его карьера не пострадает, но моя разлетится в пух и прах.
– Тогда найдите себе мужа. Нельзя упускать любовь, доктор Гибсон. Как вы думаете, почему я, вдовец, выставлял себя дураком перед миссис Фернсби, пока она, наконец, не согласилась стать моей женой?
– Из-за удобств? – предположила она.
– Боже правый, нет. Нет ничего удобного в том, чтобы связать свою жизнь с жизнью другого человека. Брак это бег в мешках: вы можете придумать способ, как добраться в нём до финиша, но всё равно добежите быстрее без мешка.
– Тогда зачем это вообще делать?
– Наше существование, даже интеллект, держится на любви, без неё мы были бы не более, чем неодушевлённые предметы.