Первый закон об оружии в Германии был принят только в 1891 году, следующий — в 1913-м. Но эти законы прав граждан не ущемляли, а касались чисто производственных аспектов — вводили стандарты на изделия. У немцев на руках тогда были миллионы единиц оружия — ружей, винтовок, револьверов, пистолетов.
А уже потом, ближе к Гитлеру, началось… Сначала ограничили граждан в покупке оружия и боеприпасов, потом еще закрутили гайки, и еще. Сейчас в Германии один из самых жестких в цивилизованном мире закон об оружии. И в этом смысле страна, прошедшая денацификацию, осталась совершенно гитлеровской.
Преступник в Германии может иметь любое оружие. А вот законопослушный немец имеет гораздо меньше «прав», чем бандит. Немецкие оружейные законы своей строгостью напоминают российские. За хранение одного патрона там можно получить реальный тюремный срок в несколько лет. В чем-то эти законы даже хуже российских! Например, в Германии с какой-то дури запрещены помповые ружья. А для покупки ствола необходимо иметь аж целых два разрешения — оружейную лицензию и аусвайс владельца оружия. Документы эти выдаются на три года (в России на пять лет). Причем едва ли не каждый год выходят все новые и новые «оружейные» нормативные акты, ущемляющие права граждан.
Ну и каков результат этих запретов? Конечно, отрицательный. Но об этом мы еще поговорим. А сейчас, поскольку мы для сравнения упомянули Россию, сделаем это сравнение более полным. Тем более что наши страны, словно близнецы, долгое время шли ноздря в ноздрю: у них оружейная свобода XIX века — и у нас; у них случился приход к власти социалистов (черных) — и у нас (красных); у них жесточайшая диктатура с концлагерями, массовыми казнями, пытками и разоружением народа — и у нас. Вот как мы с немцами похожи! Как близнецы.
Что? Не похожи? Менталитеты разные? Вы уверены?
Да, многие уверены: немцы — совсем другие! Немцам можно было бы доверить оружие, а русским нельзя — менталитет разный. Что немцу смерть — русскому повидло. Немцы аккуратисты и педанты. Они чтут закон и исправно доносят «куда надо» (будь то полиция или гестапо) о его нарушителях. А немецкие дети в Анталье, видя русских детей, которые возятся в грязи (строят куличики из песка с водой) вполне могут, скривив носик сказать: «Руссиш швайн!» У меня смешной случай был в турецком отеле. Наслушавшись этих «руссиш-швайнов», мы с женой изготовили с помощью листка бумаги, фломастера и английского языка объявление следующего содержания, которое повесили перед входом в олл-инклюзивный ресторан:
«Дорогие немцы!
Вы все очень культурные и вежливые, поэтому умеете скрывать то, что думаете. А ваши дети еще не умеют и периодически бросают фразы типа «руссиш швайн». Они говорят их, разумеется, на немецком, но все дело в том, что со времен Второй мировой войны каждый человек в нашей стране знает такие немецкие слова и выражения, как «аусвайс», «хенде хох», «руссиш швайн» и «ферфлюхте юде». Поэтому попросите ваших детей кидать свои реплики на английском. Английского мы не понимаем!
Русские отдыхающие».
Объявление произвело фурор. Немцы ходили и о чем-то сокрушенно бубукали между собой на своем вороньем языке. Мне все-таки удалось сыграть на знаменитом германском комплексе вины за войну и Холокост!..
Впрочем, я отвлекся. Мы говорили о ментальности. Вы утверждали, что русская и немецкая ментальности кардинально различаются. А я не спорил. По поводу генезиса этих различий есть две точки зрения. Первая относит ментальные отличия наций на разницу в культуре и воспитании, вторая ссылается на генетику.
Среди сторонников второй точки зрения есть довольно известные люди, между прочим. Например, писатель Юрий Поляков. Я не знаю, как он относится к идее «вооружения народа», не спрашивал. Но думаю, что плохо, ведь Поляков — посконный патриот, а отношение патриотов к своему народу известно. На словах они народ любят, при разговоре о народе крупная хрустальная слеза дрожит в их праведных глазах, и это — слеза боли за все многострадальное отечество. Но как доходит до дела, как только патриот сталкивается с реальными людьми, которые вовсе не горят желанием отказываться от «потребительства» (читай, мирной жизни) и, сжав трехлинейку, бежать расширять пределы империи, патриот гневается и называет народ быдлом. Вообще, отношение к народу как к расходному материалу истории весьма характерно для патриотов. Потому что во главе угла у патриота не люди, а «народ» — лубочно-коллективный персонаж, которому фашизоидные личности приписывают некие мифические групповые интересы. При этом конкретная человеческая личность совершенно теряется в народном лесу.