Мне так не хватает твоего присутствия. Да, я полнейший эгоист, но отпустить тебя у меня не получается. Мы с тобой были одним целым. Ты была старше меня, а значит опытнее, мудрее, сильнее. Но время, вопреки всем моим просьбам, не стоит на месте. Говорят, что если твоя сестра старше, то ты не можешь догнать ее. Хотя помнишь, в детстве я усиленно пытался. И как только мне исполнялось шесть, и я думал, что еще год, и я тебя догоню, тебе почти сразу же исполнялось восемь. А теперь я тебя догнал. Говорят, что если твоя сестра старше, то ты не можешь догнать ее. Можешь, для этого ей нужно только умереть.
Ты, пожалуйста, просто меня прости. Не приходи ко мне больше ночью, не приходи ко мне больше днем. Мы с тобой обязательно встретимся, только немного потом, ладно?
Сегодня, спустя очень долгое время, я взял себя в руки и смог выйти на улицу. Я двигаюсь дальше.
Я люблю тебя, очень, только больше не снись.
Сердечко.
Сегодня утром у меня кольнуло сердце.
Я, конечно, немного забеспокоилась, но вскоре об этом забыла. Ну, болит и болит, что с него взять-то. Дел у меня просто столько, что нет времени даже поохать, пожаловаться на боль, да и просто о ней подумать.
Весь день я куда-то бегала, старательно игнорировала боль, что-то решала, чем-то ненужным занималась, что не было у меня ни минутки свободного времени. А боль все росла. К вечеру, когда я устало плюхнулась на свою постель, а мое сердце поняло, что теперь-то мне от боли бежать некуда, и заболело с такой силой, что проще было бы вырвать его и бросить чайкам, которые с криком разрывали бы мое больное сердце на части. Но, то ли я очень люблю свое сердце, то ли его не просто так вырвать, я просто вежливо попросила его не болеть. Не боли, – говорю, – итак тошно. А сама сижу и думаю, что произошло. Много кофе я не пью – так что на это сердце не может жаловаться. Вредную пищу не ем, не курю, стараюсь не нервничать, хотя нервничаю всегда (но я же стараюсь), так что нечего болеть.
Не разобралась. Тогда я, не найдя никакого другого пути решения проблемы, просто обвела взглядом комнату, подошла к зеркалу и внимательно себя рассмотрела. Можно, конечно, было просто выпить беленькую таблетку и забыть о боли, но что-то мне подсказывало, что таблетка, пусть даже синяя, совсем мне не поможет.
Я разглядываю себя долго. В комнате и во мне вроде бы ничего не изменилось. Тот же стол и руки, тот же шкаф и нос, те же вещи на спинке стула, та же линия губ. Стою, приглядываюсь. Охаю. Глаза-то, глаза! Пустые. Не горят, не сияют, не светятся. Будто что-то важное у меня забрали, и глаза мои погасли. А потом, спустя столько времени, я поняла. Поняла, почему с утра болит сердце, почему глаза не горят, почему все так, а не так.
Это ведь ты собрал все свои вещи, аккуратненько сложил в чемодан, с ноги открыл мое сердце и ушел, оставив дверь в сердечко открытой. Там теперь, небось, сквозняк. И пусто очень. Был ты там, и нет теперь тебя. Ерунда, а сердце, почему-то, болит. Ты, наверное, еще лампочки в моих глазах открутил, потому что навсегда ушел, а свет надо выключать, когда уходишь. Это мы все с детства знаем.
Эх, а зачем ты сердце мое вырвал-то? Чайка что ли? Стою я теперь у зеркала, с открытой раной в сердце и пустыми глазами. Хоть бы записку оставил, что уходишь, потому что не нравятся мне все эти уходы по-английски. Уф, не люблю. Ну и где ты теперь живешь, интересно? В чьем-то другом сердце или пока нигде? Ну а впрочем, мне все равно. Ничего, сердце болеть перестанет, а глаза.…В конце концов, у меня же глаза, а не фары, так что нечего им светить. У нас, вообще-то, проблемы с электричеством.
«Как хорошо, – думаю, – что мне на него все равно». Думаю и шмыгаю носом, размазывая соленую жидкость по лицу.
Деньке.
Здравствуй, Денька.
Еще совсем недавно я отправляла тебе письмо, ответа на которое я не получила. Хотя, чего греха таить, я ответа и не ждала. Может быть, маленькая птичка надежды и пела в моей душе, когда я случайно каждое утро, ровно в семь, заглядывала в почтовый ящик, но она быстро умерла.
Я тебя так хорошо знаю, что уверена в том, что ты никогда мне не напишешь. Я знаю, что ты читаешь мои письма только потому что тебе интересно, что я напишу тебе на этот раз, а не найдя в них ничего нового, просто комкаешь их в бумажный снежок и отправляешь в домик ненужных предметов.
Одного я не знаю, как так вышло, что я стала для тебя никем? Неужели я так неважна тебе, что ты швыряешь меня к пакету из-под яблочного сока и пустой консервной банке? Хотя, мне кажется, что для тебя консервная банка будет гораздо ценнее меня. В ней когда-то были твои любимые бычки в масле, а что во мне? Просто безграничная любовь к тебе, горькая и надоедливая.