— Что это за ресторан?
— Это не ресторан, — ответил он просто. — Это моя квартира.
Она быстро нажала на кнопку «стоп», и лифт, дернувшись, остановился.
— Что вы, черт побери, делаете?
— Я возвращаюсь домой, — произнесла она холодно. Она ткнула раз и другой в кнопку лифта. — Ваша жалкая уловка не пройдет.
— Вы никуда не уйдете, пока мы не поговорим.
— Вы считаете меня за дурочку, Эдвард. — Она скривила губы. — Разговор с вами может состояться только в общественном месте.
— И об этом сразу пронюхают собиратели сплетен. — Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть в глаза. — Моя квартира — единственное место, где, я полагаю, мы можем поговорить, не думая о том, что вокруг нас в воде шныряют акулы.
— Это сумасшествие!
Он бросил на нее быстрый, насмешливый взгляд.
— Разве?
Дальше они поднимались молча. Оливия размышляла, что она увидит, когда лифт остановится. То, что он жил в пентхаузе, ее не удивило. Его квартира должна быть огромной, великолепно отделанной и обставленной, с целой свитой слуг. Ужин, даже собранный на скорую руку, будет состоять не менее чем из пяти блюд с различными винами к каждому.
И он воображает, что это произведет на нее впечатление? Если так, то он сильно заблуждается…
Двери бесшумно растворились; Оливия удивленно зажмурилась. Кто-то из них определенно заблуждался в отношении другого, но теперь она неожиданно засомневалась, кто именно.
Прихожая и следующая за ней гостиная, конечно, были просторными и элегантными. Но никаких особых претензий в их обстановке не было. Ее взгляд быстро обежал комнату, отметив современные мягкие кожаные кресла, окружавшие красивый стол искусной работы, старинную китайскую вазу, соседствующую с изысканной бронзой.
Квартира производила впечатление комфортабельной, уютной и — отражающей противоречивость характера своего владельца. Мгновенно интуитивно она поняла, что не кто иной, как сам Эдвард Арчер отбирал все вещи, которые определили дух его жилища.
Ошиблась она и в отношении слуг. Их встретил лишь один мажордом, который предложил ей чашку кофе, пока Эдвард пошел переодеться. Оливия отказалась, и он тут же исчез. Оставшись в одиночестве, она медленно прошлась по прекрасной комнате, наслаждаясь великолепным видом на город из огромного окна, образующего две стены, и эстампами. Подбор был эклектичен: Рассел, Дега…
Ее внимание привлекло яркое цветовое пятно на противоположной стене. Это был Шагал. Она подошла поближе, остановилась перед полотном и легонько дотронулась до рамы.
— Вам нравится Шагал?
— О, да! — ответила она, живо повернувшись на голос Эдварда. — Очень. Особенно эта…
Внезапно она замолчала. Эдвард стоял в дверях и наблюдал за ней с легкой улыбкой. Он сменил свой сшитый на заказ деловой костюм на потертые джинсы, плотно облегавшие ноги, и хлопковую рубашку под цвет глаз. Ее верхние пуговицы были расстегнуты, и обнажилась его сильно загорелая грудь; рукава были закатаны выше локтей мускулистых рук.
У Оливии пересохло в горле при виде его. «Должно быть, — подумала она, — Эдвард успел принять душ», — волосы его еще не просохли и одна темная прядь спадала на лоб. «Отбросить бы ее назад, — неожиданно подумала она, — я могла бы подойти к нему, запустить пальцы в его волосы, могла встать на носки и прижаться губами к его груди, могла…» — По ее телу пробежала дрожь, и она поспешила отвести взгляд.
— Мы здесь не для того, чтобы толковать об искусстве, — произнесла она холодным, каким-то чужим голосом.
— Нет, — сказал он так же холодно, — не для этого, — и жестом пригласил ее проследовать в столовую.
Еда не занимала всего ее внимания, тем более что никаких пяти смен блюд и не было. На столе были стейки, жареный картофель и салат. И только одна бутылка вина, красного; оно искрилось, словно рубин, когда Эдвард разливал его в два хрустальных бокала.
Оливия против своей воли почувствовала, что безумно хочет есть. «Нет», — сказала она себе и положила руки на колени.
Эдвард взглянул на нее через стол при свете зажженных свечей.
— Вам не нравится ваш стейк? — вежливо спросил он.
— Я говорила вам, что не голодна.
— Если вы предпочитаете что-нибудь другое…
— Нет, нет. Благодарю вас.
— Карл может приготовить для вас омлет, если хотите.
— Не надо, стейк хорош, — сказала она натянуто.
Он поднял брови:
— Тогда почему вы не едите?
Оливия вздохнула, взяла нож и вилку и начала резать стейк. Она отправила в рот первый кусочек и, злясь на свою слабость, стала сердито жевать. Мясо было превосходным. Ладно, возможно, она немного поест. Всего один кусочек.
Она съела все, потом подняла глаза.
— Оказывается, я была голоднее, чем полагала, — сказала Оливия, как бы оправдываясь, но у нее сразу перехватило дыхание, когда она увидела, как смотрит на нее Эдвард, со странной полуулыбкой на губах и потемневшими глазами.
— У вас зарделись щеки от вина, — сказал он негромко. Но вино тут было ни при чем. Она покраснела от того, как он смотрел на нее. Она это чувствовала, это было… Она отодвинула свой стул и встала.
— Уже… уже поздно, — сказала она, — а мы еще должны поговорить. Он ответил не сразу.
— Хорошо. — Он встал. — Сейчас возьмем бренди и выйдем на террасу.
— Нет. — Оливия покачала головой, когда он повернулся к ней. — Я скоро должна уйти, Эдвард. Завтра у меня рабочий день. Я пришла сюда только для того, чтобы сказать вам, что… что… Дело в том, что я не была до конца честной с вами вчера вечером. Я имею в виду, что когда вы спросили меня…
Он взглянул на нее:
— Вчера вечером я спрашивал вас о многих вещах. — Их взгляды встретились, и неожиданно все изменилось. Оливия провела языком по пересохшим губам.