Прихожая генеральской квартиры была заставлена какими-то грязными ящиками и бочонками. Запах стоял ужасный. Тяжело вздохнув, Ставская провела свою гостью прямо в комнату.
— Садись, Элеонора. Ты, наверное, в первую очередь хочешь помыться?
Девушка кивнула. Ей настолько хотелось оказаться в горячей ванне, что она готова была отложить все расспросы на потом.
— К сожалению, могу предложить тебе только холодную воду, — разочаровала ее генеральша. — Подожди, я договорюсь с жильцами.
— У вас жильцы?
— Ах, это не то, что ты думаешь, милая! У наших новых властей свои порядки. Но мне все же повезло больше, чем твоему дядюшке, меня хотя бы не вышвырнули на улицу…
От изумления Элеонора забыла про мытье.
— Петра Ивановича вышвырнули на улицу? — переспросила она. — Но как такое возможно? За что?
— Я же сказала тебе, что теперь повсюду новые порядки, — раздраженно повторила Ставская. — Скоро сама все увидишь.
Она вышла из комнаты, и в коридоре начался разговор на повышенных тонах. Потом генеральша вернулась, на ее щеках полыхали красные пятна.
— Ванная свободна. Там теперь не очень чисто, но я не в состоянии убирать за всеми…
Когда Элеонора вернулась в комнату, Ставская сервировала стол. В чашках саксонского фарфора плескался кипяток, на таких же тарелках красовались черные сухари и что-то похожее на пюре из свеклы. Оглядев угощение, девушка молча достала из своего багажа кофе и сахар.
— Я уже и не помню, когда в последний раз пила кофе, — улыбнулась хозяйка, вынимая из буфета старинную кофейную мельницу. — Сейчас приготовлю. А пока ешь, пожалуйста, свеклу.
— В городе голод? — без обиняков спросила Элеонора.
— Да. Продуктов мало, они распределяются по карточкам.
Элеонора кивнула. Про эту систему она уже слышала.
— Карточки выдаются только тем, кто служит, — продолжала генеральша. — Но поступить на службу очень трудно. К счастью, мне удалось устроиться в газету переводчицей…
— А… Петр Иванович? — осторожно спросила Элеонора. — Вы что-нибудь о нем знаете?
— Увы, нет. Я ничего не слышала о нем уже несколько месяцев, — вздохнула Ставская. — Даже не знаю, чем помочь тебе, моя дорогая. Но если тебе негде ночевать, можешь остаться здесь. На улицу я тебя не выгоню.
— Нет-нет, что вы! — Девушка поспешно поднялась из-за стола. — Я пойду в Клинический институт, там много знакомых, они должны знать о дядюшке…
На самом деле у нее был другой план. Она решила отправиться на Третью линию Васильевского острова, зайти на квартиру Ланского и узнать, нет ли от него вестей.
Город был почти неузнаваем. Он стал проще и грубее, он словно переоделся в крестьянское платье, как и сама Элеонора.
Возле сфинксов она присела отдохнуть. На Неве еще стоял лед, Исаакий в вечернем мартовском сумраке казался призраком, спустившимся с неба.
Как все изменилось с того дня, когда она впервые увидела Ланского! Сколько событий произошло!
«Неужели это я стояла в промокшей палатке у операционного стола, лежала в воронке под артобстрелом, болела тифом? Может быть, все это мне приснилось?..»
В окнах квартиры Ланского горел свет! Сердце Элеоноры чуть не выскочило из груди. Напрасно она убеждала себя, что это ничего не значит, что, возможно, в квартире давно живут другие люди, — ноги сами несли ее по темной лестнице.
Перед дверью она остановилась, чтобы перевести дыхание. Потом постучала, но ее сердце, кажется, стучало еще громче…
Дверь распахнулась. Появившись на пороге, Алексей Владимирович прищурился в темноту лестничной площадки.
— Элеонора?! — воскликнул он через мгновение, показавшееся ей очень-очень долгим. — Неужели это ты?
Он протянул руки и обнял ее прямо на пороге.
— Это просто чудо, что мы встретились, — сказал он уже в комнате. — Я в Петрограде проездом, послезавтра уезжаю. А ты… какими судьбами здесь?
— Я с фронта, Алексей. Дядя с тетей неизвестно где, в их квартире живут другие люди. Ты ничего о них не знаешь?
Он молча покачал головой, а потом сказал:
— Сейчас все равно уже поздно их разыскивать. Может быть, ты останешься у меня?
Она колебалась не больше секунды. Она столько месяцев провела среди чужих мужчин, а теперь ей предлагает остаться тот, о ком она постоянно думала… Возможно, только благодаря мыслям о нем она и выдержала все тяготы фронтовой жизни, победила болезнь…
— Останусь. — Быстрым движением она сорвала с головы платок, открыв ежик волос.