Или ее терзания напрасны? Элеонора давно уже не считала Титову грешницей, хотя она, без сомнения, жила в грехе. Что примиряет ее с Богом и людьми, и с самой собой? Что это за качество, которое есть в Александре Ивановне и которого так не хватает Элеоноре?
Единственным спасением от этих мыслей оставалась работа.
Глава 25
Лиза ожидала появления на свет второго ребенка. Она забеременела вновь, когда Ксюше не было еще и четырех месяцев. Несмотря на предупреждения доктора Фроста, она продолжала кормить малышку грудью — это было такое удовольствие! Вслед за тем же Фростом, не способным выговорить имя «Ксюша», все в доме стали называть девочку Кисс — услышав это слово, она поворачивала головку и весело улыбалась всем своим очаровательным крошечным ротиком.
Единственным, что омрачало Лизино существование, было полное отсутствие вестей от родителей. Все попытки наладить с ними связь оказались безуспешными. А недавно Макс сказал ей, что эти попытки могут оказаться небезопасными для Архангельских, поэтому следует их на некоторое время прекратить.
Лиза не могла поверить, что дома творятся такие страшные вещи. Рассказы о массовых расстрелах, об утоплении русских офицеров в Севастополе, о разграблении церквей казались ей безумной фантасмагорией, чьей-то злой и неумной выдумкой.
— Макс, ты же сам русский, неужели ты веришь, что все это правда? — возмущалась она, забывая, что ей нельзя волноваться. — Наш народ не способен грабить храмы!
— Откуда ты знаешь, кто на что способен? — мрачно отвечал он. — Россия стала адом, и сколько это продлится, никому не известно. Нам остается только молиться, чтобы твои родители пережили это страшное время.
Неизвестность мучила Лизу постоянно.
Как они там? Живы ли? Вот если бы они каким-нибудь чудесным образом могли перенестись сюда, в безопасный Шропшир!.. Господи, а как же Элеонора? Что с Костей Воиновым? Иногда Лиза раскаивалась в том, что оставила их всех и уехала с Максом.
Начинала сказываться и физическая усталость, все-таки кормить грудью одного и вынашивать другого ребенка было непросто. Ей уже стало тяжело подолгу гулять в парке с коляской, и она все чаще поручала это занятие безотказной Зинаиде Ивановне.
Покормив Ксюшу и уложив ее спать, Лиза бессильно упала на кровать, свернулась калачиком, насколько позволял большой живот, и заплакала. Она чувствовала себя виноватой, что перед тем, как родить малышку, сама отговорила мать от поездки.
«Ты не хотела видеть ее тогда, а теперь, может быть, уже никогда не увидишь», — сказала она себе и зарыдала.
Через некоторое время Лиза сквозь слезы услышала, как к дому подъехала машина. Значит, Макс уже дома, пора спускаться вниз к ужину… Но ей было никак не успокоиться, слезы лились сами собой.
Скрипнула дверь спальни, и она почувствовала на своем темени теплую руку.
— Макс?
— Успокойся, — услышала она тихий и ласковый голос мужа. — Успокойся и расскажи, что случилось.
Она села на кровати, отворачивая от него заплаканное лицо.
— Я постоянно думаю о родителях, — сказала она жалобно. — Неизвестность мучит меня, я чувствую себя виноватой…
— Виноватой? — Лиза не видела лица мужа, но по голосу поняла, что он улыбается. — Я и не думал, что тебе знакомо это чувство… До рождения Кисс мне вообще казалось, что у тебя каменное сердце.
— Ты, наверное, поэтому на мне и женился! — Несмотря на слезы, Лиза не удержалась от колкости. — Ты решил, что мое каменное сердце составит прекрасную пару твоему разбитому, да?
— В этих словах вся ты! — засмеялся он и, взяв Лизину руку, поцеловал ее. — Я рад, что ты больше не плачешь. Ужин уже на столе, спускайся.
С этими словами он поднялся и вышел.
Лиза быстро припудрила покрасневший нос и расправила смятое платье. Выходя из спальни, она оставила дверь открытой, чтобы услышать, если малышка проснется.
В этот вечер Ростоцкий увез Зинаиду Ивановну в театр, супруги ужинали вдвоем. Макс молчал, и у Лизы не было желания нарушать это молчание. Впервые она почувствовала, что им не нужны слова, чтобы понять друг друга.
А потом они вернулись в спальню и легли в постель. Макс привлек Лизу к себе и начал осторожно целовать. Она лежала, утопая в облаке его невесомых поцелуев.