16.10.1944
НЖЧ-3 Кирьянов никак не реагировал на мое заявление о предоставлении другого жилья. Пришлось писать о том же в вышестоящую организацию, в Управление Белорусской железной дороги. Описав все, как в первом моем заявлении, я закончил его так:
«На мое заявление никак не реагируют, и я прошу вашего вмешательства в это дело. В маленькой комнате нас живет четверо, причем в этой же комнате и картофель, и дрова, т. к. ни сарая, ни погреба нет. В нашем доме нет большей скученности, чем в моей квартире. Ни печки, ни грубки в моей комнате нет, и пищу приходится варить у соседей, что крайне неудобно. Прошу обратить внимание и принять соответствующие меры, т. к. за три года скитаний по вагонам в оперативной группе Белорусской железной дороги и по общежитиям я порядком измотался, хочется пожить в более менее человеческих условиях».
На это мое заявление тоже не было ответа.
27.10.1944
Брат Лёня вновь написал мне:
«Саша, здравствуй!
Твою открытку получил, очень благодарен. Пока жив. После Риги иду на Либаву. Как освобожу и останусь жив, сообщу подробнее, что да как. Фриц сопротивляется, как обреченный, но ему больше ничего и не остается: смерть или плен. Саша, пиши, как встретишь 27-ю годовщину октября, а я со своей стороны опишу. А сейчас поздравляю тебя и семью с 27-й годовщиной Октябрьской революции, желаю счастья и здоровья, и встретиться со мной. Извини, что коряво и скоро, ибо на ходу, с колена. Передавай привет Шуре и детям. Целую тебя, твой брат Лёня».
03.12.1944
Брат Лёня пишет мне:
«Дорогой братыш Саша, здравствуй!
Извини, что задержал ответ на несколько дней. Я находился в командировке, да и сейчас еще тоже, завтра выеду на место. Уже декабрь, зима, а я все проклинаю дожди и грязь, прямо удивляюсь, как здесь люди живут – сплошная грязь. Даже на высотках вода наверх выступает. Кажется, что был бы морозец, то жизнь полегчала бы. Понимаешь, приехал в командировку, а остановиться негде, домик от домика за 1–2 километра и называется хутором. С трудом нашел халупу, и вот уже пятые сутки живу под крышей, а завтра снова в свой «шалаш», да, впрочем, уже и отвык от помещений, у которых потолок высок и можно ходить в полный рост, все сидя да лежа с водопросачиванием как сверху, так и снизу. Из дома письма получаю, а Ваня что-то молчит, почему – не знаю. Здоровье отличное, самочувствие тоже, но хочется, чтобы уже скорее все это кончилось, да тяпнуть встречную, да заздравную! Пиши, Саша, как у вас жизнь? Передавай привет Шуре и детишкам. С приветом твой брат Лёня».
12.12.1944
Мой брат Лёня пишет письмо с фронта Верочке:
«С наступающим Новым Годом, дорогая Верочка! Посылаю горячий фронтовой привет тебе, дорогая племянница Верочка, и Боре тоже. Поздравляю вас с наступающим Новым 1945 годом и желаю вам здоровья и счастливого детства, хорошо учиться и вырасти большими на радость папке и мамке. Живите счастливые, растит здоровые, будьте послушными, а в школе учитесь на отлично. Пиши, Верочка, как встретишь Новый Год? Я живу хорошо и здоров, только не ответил тебе, Верочка. Потому что был слишком занят, много воевать пришлось и много немцев побил. Сейчас есть свободное время и буду чаще писать. Верочка, передай привет мамке и папке и поздравь их с Новым Годом от имен дяди Лёни, и Борику тоже. До свидания, Верунька. Целую тебя, твой дядя Лёня. Пиши».
13.12.1944
А на следующий день брат Лёня пишет мне:
«С Новым Годом, дорогой брат Саша!
Поздравь от моего имени жену Александру и детишек с наступающим Новым 1945 годом! Желаю вам здоровья, счастья и хорошей семейной жизни в Новом году, а также скорой встречи с братьями. Пока жив и здоров, имею кусочек свободного времени, обсушился и от грязи отряхнулся, да, пожалуй, и отдохнул немного. Снега нет и в помине, все идет дождь. Пиши, Саша, как встретишь Новый Год. Привет Шуре, Верочке и Боре. Твой брат Лёня».