Заволновались близкие кусты. Показалась голова Кондрашевой, блеснули из-под пилотки бедовые глаза.
— Все узнала! — отряхиваясь от пыли, сообщила она. — Мимо проезжала немецкая автоколонна, одна машина сломалась. Конвой в доме. По очереди дежурят на чердаке. Женщину с меньшими детьми выгнали в сарай. А старшую заставили прислуживать.
— Что в фургоне? — нетерпеливо перебил Щукин Сашенькину скороговорку.
Санинструктор пожала плечами:
— Она сама не знает.
— Надо было задержать девочку, — с досадой заметил разведчик. — Хотел же сам пойти, так нет. Теперь стрельни по окнам, еще в нее попадешь.
— Умна мысля приходе опосля, — вставил Соломаха.
Вдруг снова скрипнула дверь. Девочка, держа в руках большую хлебную лепешку, снова пошла через весь двор к сараю.
— Лаваш своим понесла, — прошептал Щукин, сжимая автомат и напряженно следя за удаляющейся фигуркой в длинном нескладном платье. Только девочка скрылась из виду, разведчик крикнул: «Соломаха, крой!» — и стремительно покатился к машине, прижимая к груди автомат.
Сашенька ничего не успела сообразить. С чердака глухо забил пулемет, затрещал, оглушая, автомат Соломахи, вокруг фургона запрыгали пыльные брызги, зафыркали в воздухе острые осколки камней. С небольшим опозданием рванулся к кабине Абгарян, на ходу стреляя из автомата по немцам, выскочившим на порог. Сашенька выстрелила в одного из них, но промахнулась.
Немцы залегли. Щукина пули миловали, немцы, видимо, боялись повредить колеса автомашины. Разведчик вытолкнул тяжелые камни из-под широких колес и возился теперь с неподатливой дверью автофургона. Кондрашева видела, как разведчик с силой распахнул ее и вдруг удивленно застыл на месте. Лицо его мгновенно залила кровь. Щукин не успел даже схватиться за голову, как подкошенный упал на спину. Сашенька метнулась к нему. Когда девочка добежала до темного зева фургона, сверху на нее обрушился удар прятавшегося внутри немецкого автоматчика…
Очнулась Сашенька оттого, что явственно услыхала в наступившей тишине, как, постанывая, зовет ее Абгарян. Она бы различила его голос среди тысячи подобных. Сержант, как многие кавказцы, пропускал в словах мягкий знак. Это тревожное, заботливое, долетавшее откуда-то из мрака «Сашенка» возвратило девочку из полузабытья. Она оперлась обеими руками о скользкий жестяной пол, а спиной о такую же гладкую и холодную стенку. Саднила голова. Девочка дотронулась до больного места и едва не вскрикнула. Память быстро возвратила ее к недавним событиям. Сильно ударил, паразит. Но где же она теперь? Снова потрогала обитый жестью пол: неужели в плену? Откуда же голос Абгаряна? Может, ей все это кажется?
Рядом, на расстоянии вытянутой руки, серела какая-то щель. Сашенька подползла к этой светящейся прорези и глянула вверх: она находилась внутри автофургона.
Не первый раз попадала она в сложный переплет, поэтому не стала кричать, стучать кулаками в стену, звать на помощь, а решила обследовать все углы. Военврач Котляров из медсанбата, которому она в августе сорок первого сдавала раненых бойцов и под началом которого осталась служить, учил ее, как вести себя в трудном положении.
Наука Котлярова много раз спасала ей жизнь, хотя от слепых пуль и шальных осколков все же не уберегла. Трижды санинструктор сама оказывалась в медсанбатах и госпиталях на положении раненого бойца.
Машина стояла наклонно, упершись задним бортом в толстенное дерево и содрав старую, замшелую кору. Изуродованный сильным ударом ствол занимал почти весь дверной проем, и будь внутри не худенькая девочка-подросток, а взрослый мужчина, вряд ли ему выбраться из заточения.
Разворачиваясь боком в тесном промежутке между дверью и какими-то ящиками, Сашенька нечаянно оперлась рукой на гладкую коробку. Подняла с пола, коробка была тяжелой. Подползла с коробкой ближе к дверному проему: оказалось, что в руках не коробка, а старинная книга с золотыми незнакомыми буквами на обложке. Девочка отложила книгу в сторону и на ощупь запустила руку в один из ящиков, которыми был сплошь уставлен кузов. Вытащила еще одну книгу. Эта была без золотых букв, но зато обложка закрывалась на замок, смешно, как на дамской сумочке. Девочка подползла ближе к свету, с интересом раскрыла книгу. Старинные буквы загадочной вязью покрывали толстые пожелтевшие страницы.
Некоторые из этих букв Сашенька узнала. На ее родине, в Никольском, на одной из береговых скал днепровского порога Ненасытца чернела чугунная доска с такими точно буквами. Доску установили в старину в память о киевском князе Святославе, который погиб на порогах в 972 году в неравной битве с печенегами. Сашенька часто бывала у скалы и одна, и с классом. Учитель их, Николай Фомич, много интересного рассказывал об истории края, о Запорожской Сечи, где жила Сашенька Кондрашева. И тысячу лет назад славяне отражали здесь нашествия чужеземцев. Об этом говорили находки археологов. Здесь нашли кремневые изделия, которым было сорок тысяч лет. В степи между селами высились скифские курганы-могильники. Полированные камни, наконечники стрел, позеленевшие бронзовые бляшки с конской сбруи — все это вызывало любопытство детей, рождало жаркие споры. Приезжали ученые, искали для музеев наконечники стрел, глиняные курительные трубки сечевиков, конские украшения, выписывали школьникам удостоверения за редкую находку. В музеях под экспонатами потом красовались фамилии мальчишек и девчонок. Была среди них и фамилия Кондрашевой.