Когда я спрашивал пионервожатую Любу, что означает слово «кастраты», она даже не могла объяснить этого. Просто так поется, и все.
Так, с песней о кастратах во дворе школы № 2, у Горбатого моста, на шоссе Энтузиастов, я впервые познакомился с ненавистным мне строем. Мог ли я тогда подумать, что во время войны, будучи признанным совершенно не годным к строевой службе, я, тем не менее, пройду в солдатском строю несколько тысяч километров от Северного Кавказа до самой Германии. И что строй станет для меня буквально родным домом — в строю я научился спать, есть и пить, отправлять естественные надобности — единственное, чему я не научился, это — ходить в строю, как положено солдату. Много раз я отставал от строя и терял своих, а однажды, во время наступления в Крыму, даже притопал в Симферополь в то время, как моя часть пошла на Алушту!
Должен сказать, что к этой моей слабости в роте привыкли, и моя пропажа не вызывала особого беспокойства, потому что ротный знал, что рано или поздно я объявлюсь живой или мертвый.
Папа при советском коммунизме. Санаторий Кратово
Я (слева) при израильском социализме
Я даже чуть было не попал на парад Победы 9 мая 1945 года, на Красной площади в Москве, если бы по своей привычке не отстал от части именно в тот момент, когда отбирали кандидатов (меня, безусловно, послали бы и как москвича, и как полкового ветерана).
Сводная колонна нашего фронта немного потеряла от моего отсутствия на параде: в ее рядах шел куда более выдающийся представитель нашей братии.
Я был всего-навсего ротным придурком, он же — придурком армейского масштаба, начальником политканцелярии 18-ой армии — Леонид Ильич Брежнев, ныне маршал Советского Союза и выдающийся полководец нашего времени.[2]
…Себя я более или менее отчетливо помню с пятилетнего возраста.
И снова какое-то странное совпадение в нашем семействе: мой папа начал помнить себя с кишеневского погрома, тетя помнила себя с одесского погрома (куда вся семья бежала из Кишинева), старший брат папы дядя Марк начал помнить себя с погрома в Белой Церкви, откуда они бежали в Кишенев.
Я тоже помню себя с погрома… в Китае, откуда папа, мама и я бежали в Москву.
Это было в 1929 году, когда вспыхнул советско-китайский конфликт из-за КВЖД, и китайцы напали на советское консульство в Тяньцзине, где мы в тот момент обитали.
Почему мой папа после академии оказался в Китае, в должности младшего сотрудника торгпредства? На этот вопрос я не могу ответить. Наверное, для того, чтобы изучать китайский язык, для практики (другого практиканта, папиного приятеля, китайцы почему-то повесили).
У папы вроде неприятностей не было, он носил две фамилии: Ларский и Поляк. Ларский — был его псевдоним, партийная кличка, его большевистская фамилия, а Поляк — это настоящая фамилия нашей семьи.
Так вот, на его счастье, китайцы не догадывались, что скромный товаровед «мистер» Поляк и комбриг Красной Армии товарищ Ларский — одно и то же лицо, мой папа.
Такие манипуляции папа совершал не впервые. Еще во время гражданской войны ему удалось обвести вокруг пальца деникинскую и британскую контрразведки, которые за ним охотились. В одном случае он выкрутился, доказав, что он никакой не Ларский, а Поляк, а в другом, наоборот, — что он не Поляк, а Ларский.
Забегая вперед, отмечу, что с «органами» НКВД-МГБ у него этот фокус почему-то не удался. Он пострадал и как Ларский (за мнимое участие в троцкистской оппозиции), и как Поляк (безродный космополит), и, доживи папа до наших времен, он, возможно, пострадал бы и в третий раз за обе свои фамилии вместе, как агент мирового сионизма (троцкист плюс космополит).
Мне кажется, что под конец своей жизни, когда папа совсем ослеп после неудачной операции, он начал немного прозревать.
Один из его близких друзей и сподвижников по революционной борьбе как-то спросил напрямую: «Гриша, может, зря мы все это затевали?»
Отец, вечно воинствующий ленинец, на этот раз промолчал.
Когда я, уже будучи в солидном возрасте, читал в газетах о бесчинствах хунвейбинов, пережитый мной погром всплывал перед глазами. Из-за высокой железной ограды консульства летел град камней и палок. Слышался свист и крики многотысячной толпы. Мама была в панике. Мы долго сидели под крышей и дрожали от страха.
Мама потом рассказывала, что все было, как при еврейском погроме в Одессе, когда убили моего дедушку (но с той разницей, что не русские громили евреев, а китайцы громили русских). Я тогда очень переживал за своего любимого плюшевого мишку и боялся, чтобы китайцы у меня его не отняли.
2
Спустя четверть века я с большой гордостью узнал, что преодолевал Карпаты благодаря мудрому водительству Леонида Ильича Брежнева. К своему стыду, будучи солдатом 18-ой армии и комсоргом роты, я не слышал его фамилию — величайшая скромность Леонида Ильича всем известна. Из политшишек мне довелось мельком увидеть своего тезку генерал-полковника Мехлиса Льва Захаровича, члена военного совета фронта. Он как-то приезжал и в наш полк. Вот это была фигура!