Но военное время просто бледнеет по сравнению с нашими днями по числу создаваемых придурочных легенд. Я бы сказал, что, подобно гомеровской «Одиссее», это целый придурочный эпос, со своими Циклопами и Пенелопами. Я уверен, что каждый второй из моих читателей либо в свое время жил, либо и по сей день еще продолжает жить и трудиться только по-коммунистически, следуя патриотическому почину бригады Владимира Станилевича из Депо Москва-Сортировочная[15] (по иронии судьбы Депо Москва-Сортировочная расположено рядом с шоссе Энтузиастов). Когда-то, если верить картине Народного художника СССР Серова, именно в этом историческом месте Владимир Ильич поднимал свое историческое бревно. Спустя пятьдесят лет подвиг Владимира Ильича, по предложению слесаря Станилевича, был повторен во всесоюзном масштабе.
Я бы мог назвать еще несметное число героев придурочного эпоса. Как справедливо подчеркивает газета «Труд» — имя им легион. Они являются достойным объектом изучения марксистско-ленинской науки.
Попробуйте в качестве эксперимента выбросить из нашей легендарной истории такие имена, как Стаханов, Кривонос, Мамай, Папанин, Буденный, Водопьянов, Гаганова. Попробуйте выбросить историческое ленинское бревно — что же тогда останется от нашего славного придурочного коммунизма?
Часть 4.
Боец «невидимого фронта»
С детства я привык относиться к славным чекистам со священным трепетом. Они чем-то выделялись среди всех папиных друзей-военных, хотя носили такую же форму с «ромбами», портупеями и кобурами. Печать суровости лежала на их мужественных лицах, работа их была овеяна страшной тайной. Среди папиных товарищей по подполью в период гражданской войны было несколько рыцарей революции, работавших в ЧК под руководством «железного Феликса», а затем занимавших ответственные посты в НКВД.
Правда, судьба сыграла с ними злую шутку — в период нарушения ленинских норм эти люди, безжалостно каравшие врагов революции, сами превратилась в зэков ГУЛага. Но, тем не менее, их облик навсегда врезался в мою память.
Именно такими, как дядя Тарас, дядя Чернов или дядя Додя, я представлял себе и других чекистов.
Дядя Тарас особенно поражал меня своей солидностью, а также тем, что он жил в башне над зданием НКВД со стороны Лубянского проезда (рядом с теперешним магазином «Гастроном» № 40). Квартира его находилась на самой верхотуре! Пройти к ним в гости было еще сложнее, чем в Дом правительства, вооруженный красноармеец конвоировал нас с папой, будто арестантов, и сдавал дяде Тарасу под расписку. (Вряд ли мой папа тогда предполагал, что конвоиры будут приводить его в эту чекистскую обитель уже не в качестве гостя, а в качестве подследственного).
Квартира дяди Тараса очень напоминала расположенный возле Лубянки Политехнический музей. Даже в «Государстве моей бабушки» я не видел ничего подобного. Например, на кухне красовался специальный электрический шкаф, в котором хранились всякие вкусные вещи. Черная икра, семга, балык, шоколад и прочие деликатесы. И в этом шкафу в самую жаркую погоду стоял такой мороз, что вода могла замерзнуть! Или еще одно чудо: электрический патефон вместе с радио, размером с буфет. Причем, пластинки в нем, как это было только в Политехническом музее, менялись сами, без помощи людей.
Пока папа с дядей Тарасом вели серьезные разговоры о политике, я не мог оторваться от этого чуда.
Другой папин товарищ-чекист дядя Чернов тоже всегда разговаривал с папой о международном положении или о революции. Он жил в обычном доме без охраны, хотя тоже занимал высокий пост. Ему очень неудобно было ездить на своем «Бьюике» из центра к нам на шоссе Энтузиастов, и поэтому он агитировал папу перейти на работу в НКВД.
15
Пример Станилевича показывает, что для того чтобы покрыть себя славой, не обязательно закрывать грудью амбразуру, а достаточно попасть в поле зрения газеты «Известия». Я бы не хотел сравнивать тогдашнего редактора «Известий» Алексея Ивановича Аджубея с каким-нибудь придурком Мироненко, но говорят, что именно ему первому пришла в голову гениальная идея разжечь из ленинского бревна пламя коммунистического соревнования.