С Раиатеа была перевезена на Таити скульптура бога Оро, а также символ высшей власти — красный пояс. Гордый король красного пояса Томатоа III отдал его дочери Те Тупайи вместе со всеми правами на власть над ареоями. Те Тупайа, в свою очередь, передала королевские регалии своему сыну Оту, известному под именем Помаре I. С момента передачи священных символов на Таити начался упадок Раиатеа. Европейцы завершили дело.
Сувенир из Опоа
Просыпаюсь около семи, ранним солнечным утром. Тишина. Через открытое окно в комнату тянутся ветви усыпанного цветами жасмина. Тяжелый запах цветов заполняет просторное помещение. За другим окном — высокое хлебное дерево.
Я осматриваю наше пристанище. Меблировка более чем скромная: две широкие кровати под москитной сеткой, небольшой стол у окна, два стула и таз на табуретке. Правда, в пристройке есть еще кухонька. Ночью оттуда доносилась крысиная возня. Пол перед сном забыл спрятать хлеб в шкафчик. Представители этого многочисленного вида грызунов пожирают здесь все, что плохо лежит.
В Опоа мы попали в руки китайца Фелу, который поместил нас в своем доме. Ловкий старик этот Фелу, Вообще-то у него два дома в городе. Тот, в котором мы находимся, предназначенный для приезжих, как раз пустовал. Когда Фелу узнал, что я знаком с директором «Браасери дю Пасифик Мануиа», он пригласил нас к себе. Перед этим в заднем помещении его магазинчика за несколько десятков франков мы съели по порции риса с мясом и соусом и выпили по кружке чая.
— Бонжур, месье, рано встали сегодня, — приветствует нас Фелу.
Мешки под его усталыми глазами, словно кошельки, набитые тайными воспоминаниями и разочарованиями, которые принесла ему жизнь.
— Вы, наверное, голодны? — продолжает он. — Прошу в мой магазин. Располагайтесь. Вахина подаст вам завтрак и уберет комнату.
Китайская семья держится с нами предупредительно вежливо, у всех на лицах застыла улыбка. Их манера вести себя абсолютно исключает грубость. Нам, европейцам, иногда трудно понять этих людей. Вот, например, улыбка на лице старого Фелу. Часто она появляется в совершенно неподходящий момент. Он улыбается, видя, как мы нервничаем или поступаем не совсем тактично. Как легко при этом возникают недоразумения! Люди, которые много лет провели на Востоке, знают, что там подобная улыбка имеет совсем иное значение, чем у нас, часто бывая отражением робости, растерянности, смущения.
Фелу хлопает в ладоши, вызывая кого-нибудь из своей многочисленной семьи. На этот раз является мальчик лет шести.
— Он отведет вас к дому таваны, — бросает китаец.
Сначала была Опоа-марае, теперь Олоа-деревня. Жара. Листья на деревьях безжизненно обвисли. Пусто, ес| ли не считать стаи уток, которые переваливаются гуськом вдоль дороги. Прямо у меня под ногами перебегает дорогу кошка. Чуть дальше возятся в луже два карапуза. Куда ни посмотришь — всюду красные и зеленые крыши деревенских фаре. Дома стоят на низких сваях, если они расположены на земле, и на высоких, если — на воде.
— Что это? — спрашиваю мальчика, указывая на крошечные домики на воде.
— Туалеты…
Почти у каждого построенного на воде фаре есть своя уборная, расположенная отдельно от дома, на собственных сваях. Этими будками застроена часть морского берега.
Со старостой мы встречаемся на окраине деревни, знакомимся. Я показываю таване «верительную грамоту», но этот мрачный тип и не думает улыбнуться. Он бесцеремонно сует письмо в карман, будто оно адресовано только ему одному.
Мое интервью с таваной кратко:
— Сколько жителей в деревне?
— Около тысячи.
Я едва сдерживаю улыбку. Куда бы я ни явился, почти в любом месте архипелага мне называют одну и ту же цифру. Совпадение? Честолюбие?
— Наверное, у вас есть ансамбль песни и танца?
— Да. Но в этом году он не будет выступать в Папеэте.
— Почему же?
— В прошлом году мы принимали участие в празднике тиураи, но нам не дали награды, хотя мы были лучшими.
— А, может, все-таки стоит попробовать?
— Нет, танцев не будет!
Господин староста чешет левую лопатку в знак того, что аудиенция окончена, и спустя мгновение его щуплая фигура скрывается вслед за удаляющимся грузовиком, груженным копрой.
На обратном пути перевожу Полу свою беседу со старостой.
— Плохой тавана, — вставляет маленький китаец, едва поспевая за нами.
— ?!
— Мой папа говорит, что месье Гюи развращает деревенских детей.