Но, тем не менее, наши комсомольцы идут в церковь святить яичка и пасхи. Я не понимаю этого. Но это еще пол беды, но мне довелось как-то быть в компании, где собрались люди, которые занимают высокие партийные и комсомольские посты. Так вот мне пришлось там такое услышать. К примеру, один из них, который недавно был в Англии с какой-то делегацией, так он с таким восторгом говорил о том изобилии, которое наблюдается в их магазинах, о порядках на их улицах. Потом начал критиковать нашу действительность за то, что мяса, масла в магазинах не купишь всегда, а в последнее время снова перебои с хлебом даже имеются, и в магазинах продают по две буханки в руки. Я понимаю, если об этом говорит какой-то простой рабочий, который не понимает создавшегося международного положения, засуху в Украине и Кубани, но слышать от партийного работника это неприятно. А другие ответственные работники заговорили о деньгах, о том, что несправедливо получается, когда директорам заводов платят большую зарплату чем партийным работникам, а в последнее время стали отменять пайки для ответственных работников.
Я не понимаю, как эти люди могут опускаться до того, что рассуждают на такие земные тем. Ведь они должны думать о том, как лучше устроить наше государство, как выполнять большие планы партии и правительства на построение справедливого социалистического общества. А, когда я слышу такие диалоги, когда вижу как стараются выглядеть лучше других, причем, в импортные вещи одеться, то понимаю, что что-то не так делается в нашей стране.
Вот у вас там другая жизнь, вы честные люди, у вас слова не расходятся с делами.
До свиданья. Наташа».
Пятого мая после заседания Совета Министров Хрущев пригласил Брежнева к себе домой.
– Как, Леонид Ильич, вы относитесь к данной реформе?
– Я думаю, что она давно назрело. На местах должны больше планировать свою работу, там виднее как надо организовывать работу.
– Ну, вот и будете дерзать, посмотрим, что из этого получится.
– Никита Сергеевич, но вы ведь знаете, что не я являюсь хозяином в республике, к моему мнению прислушиваются, но мое мнение не является решающим.
– Можете считать себя с сегодняшнего времени настоящим хозяином республики.
– Как это? А как же Пономаренко?
– Пономаренко уйдет в отставку, он поедет послом в Польшу. Он был хорош, как руководитель партизанского движения во время войны, но сейчас мирное время, и надо менять стиль руководства. Сталину нравился его стиль работы, а мне не подходит. Так что дерзайте.
– Буду стараться. Спасибо, Никита Сергеевич, за доверие.
– Пока рано меня благодарить. Вот, если оправдаешь мое доверие, получишь высокий урожай с целинных земель, тогда и будем говорить. Какие виды на урожай имеются.
– Зима была суровой, снега много было, так что ,думаю, земля влаги достаточно накопили. Посмотрим, какое будет лето.
– Вот на это не надо надеяться, мы должны быть хозяинами на земле и не зависит от обстоятельств. Пойми, Леонид Ильич, что от этого зависит не только твоя судьба, но и моя, ибо, если не получим хорошего урожая, то нас с тобой Молотов со своей старой гвардией с дерьмом перемешает. Ведь мы вложили туда столько средств, столько новой техники дали для целины, что в случае неудачи нам этого не простят.
– Конечно, грех нам жаловаться на отсутствие внимания со стороны Правительства и Центрального Комитета, и лично вас, Никита Сергеевич. Поверьте, мы все силы отдаем для того, чтобы выполнить планы партии.
Потом Хрущев пригласил гостя на кухню, где был накрыт стол с простой, здоровой пищей.
– Наливай, Леонид Ильич, себе как положено, а мне чисто символически – доктора запрещают.
– А я не откажусь. – Брежнев был в хорошем расположении духа, ибо у него был хороший повод, чтобы выпить, обмыть, так сказать, новую должность.
– Желаю тебе успехов на новой должности. – Хрущев поднял свою рюмку-обманку, в которой было толстое дно и потому всегда казалось, что рюмка полная.
– Отдам все силы без остатка, что бы соответствовать, – ответил Леонид Ильич, и они чокнулись рюмками.
– То, что я тебе сейчас расскажу, я никому не говорю, иногда даже мне страшно становится, что мне приходят такие мысли, поэтому разговор должен остаться между нами, – сказал Хрущев после того, как они выпили и хорошо закусили.