Коммунисты Польши поддержали Троцкого и потому руководство Коминтерна отозвала нашу группу из этой страны, в конце декабря мы возвратились в Москву. На этом мои заграничные путешествия закончились, в стране закончилась гражданская война и я получила назначение работать преподавателем иностранных языков в Институте Коминтерна, где обучались представители коммунистических и рабочих партий с разных стран, которые находились в нашей стране на правах беженцев. Их готовили для дальнейшей подпольной работе в своих странах. Кроме, изучения иностранных языков они изучали различный общественные науки, марксистскую философию, а также военное, подрывное дело, а также радио- и телеграфную связь.
Сначала, конечно, все шло нормально, но потом стали происходить непонятные вещи – некоторым курсантам высказывали недоверие, обвиняли их в отклонении от генеральной политики партии исключали из института это в лучшем случае, а в худшем случае они попадали в ЧКа. Меня удивляли такие преследование этих людей, тем более, что я хорошо знала их как честных и преданных революции людей, единственным их преступлением было отличие их взглядов от Генеральной политики партии, которая взяла курс на полную коллективизацию деревни и всеобщая индустриализация страны. Вначале я пыталась заступится за этих людей, но мне сказали, чтобы я не занималась этим делом, ибо сама можешь попасть в число "врагов народа". Да, и обстановка в институте, стране стала напряженная, люди перестали откровенно высказывать свое мнение, поощрялось всякое стукачество на коллег по работе, соседей по дому. Начались политические преследования против соратников Троцкого, которого обвинили во всех смертных грехах и выслали в Казахстан. Ряд коммунистических партий капиталистических стран высказали недовольство таким решением, ибо видели в нем верного последовательного борца за всемирную революцию и огромную наравне с Ленином заслугу в победе в Гражданской войне и начале мирного строительства. Новая экономическая политика, объявленная партией, предложная Троцким и подержанная Лениным дала положительные результаты, но затем её стали заменять плановой экономикой и сплошной коллективизацией.
Газеты и радио вещали о больших победах в строительстве нового социалистического общества, а цены на продовольственные товары повышались, а скоро вообще с прилавков магазинов пропали некоторые продукты. Тревожные вести приходили из села, где коллективизированные крестьяне откровенно голодали.
– Я не понимаю, – сказала как-то мне на кухне Валентина Сергеева моя подруга еще по революционные события в Москве, – неужели они не видят, что такая политика приводит к краху сельского хозяйства. Нарушаются все принципы демократии, крестьян насильно сгоняют в колхозы, Ленин, когда писал декрет о земле, имел в виду совсем другую организацию сельскохозяйственных кооперативов.
– Изменились объективные условия существования нашей страны. Революционный энтузиазм в Европе спал, нам надеяться на то, что пролетариат капиталистических стран подержит первое в мире социалистическое государство нельзя. Я была там за бугром и знаю какие там настроения у людей, как говорится, своя сорочка ближе к телу. Так что нам надо надеяться только на собственные силы и, если мы не подымем тяжелую индустрию, машиностроению и не электрифицируем страну, то нас раздавят, как маленьких котят.
Потом мы еще много спорили о диалектике природы и о цене на сахар и на продукты первой необходимости, а в конце она сказала:
– Нет, я так дело не оставлю, я буду писать товарищу Сталину, он не знает, что делается в стране, чиновники от него скрывают всю правду о настоящем положении дел в стране.
Я пыталась отговорить её от такого опрометчивого шага, но она была очень упрямая, это я знала еще с тех времен, когда она была на баррикадах, как смело она ходила в казачьи казармы, чтобы сагитировать служивых не выступать против рабочих. Написала она письмо все-таки, а где-то через месяц она пропала. Все подумали, что она поехала в село к своим родственникам и никто её не разыскивал. А потом пришли и за мной люди в форме, сделали шмон в квартире, нашли книгу Льва Троцкого об Октябрьской революции, сказали, что я читаю запрещенную литературу и забрали меня на Лубянку. Ну, какая же это запрещенная литература, возражала я им, ведь это государственное издание, по ней мы студентов в институте учили, но меня никто не слушал. Так я оказалась в тюрьме. Потом я узнала, что и моя подруга Валентина Сергеева тоже сидит в тюрьме за организацию подполья по свержению правительства СССР.