– Как же так получилось? – удивился Петр Власенко, – ведь вы боролись за Советскую власть, вас едва белые не расстреляли, а сделали вас преступником и врагом народа.
– Сама до сих пор не знаю, почему так случилось, – Анна Михайловна тяжело вздохнула.
Меня отвезли в уголовную тюрьму на Таганке. Камера, в которую меня поместили, являла собой настоящий интернационал: русские, украинцы, белорусы, евреи, немцы, венгры. французы и англичанка – восемнадцать женщин помещались в камере, рассчитанной на трех человек.
В первую ночь я лежала на голом полу у параши, подложив одну половину драпового платья под голову и накрывшись другой. В голову лезли всякие мысли, но в одном я была уверена, что это чудовищная несправедливость и завтра меня вызовут к следователю, объявят, что я не виновна, извинятся и отпустят домой. Я была не виновна перед Советской страной, перед своей партией, всю свою сознательную жизнь я посвятила борьбе за новую социалистическую родину.
Несколько дней меня не вызывали к следователю, я просила конвоира, чтобы он отвел меня к нему, но тот ответил, что не надо торопится, что меня вызовут, когда надо. Полная неизвестность тяготила меня.
Но вот наконец-то меня вызвали к следователю, это был молодой подтянутый человек, в форме. Я надеялась, что это должен был профессионал своего дела, который хорошо разберется в этом недоразумении, а тут этот юноша. Это разочаровало меня, но еще больше меня разочаровало, что он отказался выслушать меня, а стал задавать мне самые разнообразные и непонятные вопросы из моей жизни. Причем, даже вспомнил о том времени, когда я была схвачена белой контрразведкой и приговорена к смертной казни.
– Так почему же вас не расстреляли? – равнодушным голосом спросил он.
– Меня освободил мой брат, я не знаю каким образом ему это удалось.
– Может вас завербовала белогвардейская разведка и потому вас отпустили, чтобы вы затем вредили нашей стране?
– Никто меня не завербовал. Они от меня ничего не добились. Потому и решили расстрелять.
– Но не расстреляли ведь.
– Я ж говорила, что брат ночью вызволил меня из тюрьмы.
– А кто был ваш брат?
– Он служил в белой армии.
– Так у вас, значит, есть родственник среди наших врагов?
– Тогда вся страна разделилась на белых и красных.
– Вы встречались позже со своим братом?
– Нет. Я не знаю его судьбу, он не давал о себе знать ни мне, ни моим родителям.
– Вы троцкиста?
– Нет.
– Но почему же вы держали у себя книгу Льва Троцкого?
– Я не знала, что она запрещена. До последнего времени в институте я обучала по ней студентов института Коминтерна.
– Вы знакомы с Валентиной Сергеевой?
– Да.
– Вы знали. что она занималась подрывной деятельностью против Советской власти?
– Нет. Я не знала, что она занимается подрывной деятельностью. Наоборот, она человек преданный делу революции.
– А вот она дала показания, что она занималась подрывной деятельностью против власти, что она сколотила группу единомышленников, которая хотела убить Народного комиссара Ворошилова и захватить власть.
– Ничего подобного я не собиралась делать.
– А вот у нас есть другие данные, – и он подробно пересказал наши разговоры с Валентиной на кухне.
– Но здесь ведь нет никакого криминала, – возразила я.
– Для вас нет, а для нас есть. Так что сознайтесь в том, что вы вели подпольную пропаганду против власти. Тем самым, вы выполните свой долг перед страной и партией в разоблачении врагов революции.
– Но я знакома с этими людьми и считаю, что это люди кристальной честности и они не могут быть врагами народа.
– Вот и вы, старый, проверенный солдат революции поверили в слащавые речи этих извращенцев, которые поступают вопреки решениям партии и организовывают подполье, чтобы свернуть нынешнее правительство и привести к власти ставленников мирового капитализма.
– Но я не могу поверить.
– Идите, посидите в камеру и подумайте в чем заключается ваш долг перед революцией.
Меня отвели в камеру, где у меня постепенно рассеялась моя вера в свою непогрешимость, вера в то, что скоро весь обман откроется, и меня выпустят на свободу. Рядом со мной сидели такие женщины, которые попали в тюрьму по недоразумению. Выслушивая их истории, я все больше убеждалась в том, что происходит величайшая несправедливость – в стране происходят вещи, которые должны уничтожить все завоевания революции, что человека лишают всякой свободы, и даже малейшее инакомыслие грозит тюремным сроком.