– Не слишком ли мы добренькие за счет нашего народа, – бросил очередной вызов Молотов в сторону Первого секретаря, которого очень задело такое обвинение.
– Я не понял, Вячеслав Михайлович, в чем это вы пытаетесь меня обвинять?
– В том, что мы много дарим другим странам всякого добра вместо того, чтобы использовать его для нужд собственного народа. Мы до сих пор хлеб людям по карточкам выдаем.
– У нас в прошлом году был неурожай, потому и решили строже расходовать наши хлебные ресурсы. Это временное затруднение, и не по карточкам хлеб даем, а не больше двух буханок в руки.
– А в это время мы пшеницу в Польшу отправляем, чтобы они кормили ней своих свиней и отправляли мясо за доллары в США. Между прочим, по статистике поляки в полтора раза больше потребляют мяса, нежели наши граждане, а в ГДР люди вообще в два раза больше мяса едят, нежели советские люди, и тем не менее мы и немцам помогаем продуктами и различными товарами. Почему же такая существует несправедливость?
– Я не понимаю вас, товарищ Молотов, – Хрущев сделал ударение на слове товарищ, – это ваше заблуждение временное или твердая уверенность в неправильном курсе нашей партии.
– Я б не считал вашу политику, Никита Сергеевич, настоящим курсом нашей партии. Может оказаться, что она тоже ошибочна, как и прежний курс, обозначенный ныне как "культом личности".
Такого оскорбления Хрущев от своего подчиненного вытерпеть уже не мог.
– Хорошо, перенесем эту дискуссию на заседание Совета Министров, – сказал Хрущев и не стал ставить на голосование предложение о недоверии министру иностранных дел, ибо не был уверен, что победит его позиция. Члены Президиума стали выходить из кабинета.
– Николай Александрович, обратился Никита Сергеевич к Председателю Совета Министров, останьтесь.
Булганин вернулся и сел на свое место, дождавшись, пока все чиновники оставят кабинет Хрущев без предисловий обратился к премьер-министру.
– Николай Александрович, надо написать указ об увольнении Молотова с должности.
– Но, Никита Сергеевич, это же надо решение ЦК иметь на руках..
– Так надо, Коля, ЦК потом утвердит, – по-простому обратился он премьеру, ибо вместе работали долгое время и понимали друг друга с полуслова.
Первого июня в СССР прибыл маршал Тито, а у трапа самолета его встречал новый министр иностранных дел Шепилов.
Через неделю Наташу выписали из больницы, и у неё началась совсем иная жизнь, иные заботы и тревоги. Мальчик оказался очень беспокойным, так что спать приходилось ей очень мало, хорошо, что помогала мама, она специально для этого случая взяла отпуск на работе. Питание Саши, так решили назвать ребенка, делали через каждые три часа, молока в грудях молодой матери было достаточно, так что в дополнительном пайке он не нуждался. Купали его каждый вечер в небольшой оцинкованной ванночке, предварительно положив на дно фланелевую пеленку. Правда, Наташа очень боялась, когда мама начинала мерять сына так, чтобы он доставал коленкой ноги до локтя руки. Но Марья Васильевна утверждала, что это своего рода гимнастика, которую надо было делать, чтобы ребенок нормально развивался.
Каждый день им приходилось стирать по несколько пеленок, а затем гладить их горячим утюгом. Вместе они меняли эти пеленки, вытирали тело сухим полотенцем, посыпали красную попку белым порошком, чтобы она не прела. Днем они выходили на улицу, хорошо, что погода была солнечная, и по-летнему было жарко. Наташа была просто счастлива, когда смотрела на этот маленький комочек жизни, который протягивал к ней свои маленькие ручки. За эти миленькие глазки и легкую улыбку на устах она готова была свою жизнь отдать.
Петр не приехал, но прислал телеграмму, в которой благодарил Наташу за сына. Извинялся, что не может приехать, так как идет посевная, но только немного освободится, тогда приедет. Зато приехала его мама Оксана Федоровна, которая навезла всяких продуктов для подкормки своего внука. Еще она договорилась с проводницей поезда, что будет передавать молоко для Наташи и Саши, только надо, чтобы кто-то встречал утренний поезд на вокзале. Она нашла сходство Саши со своим сыном, когда тот был ребенком.
– У него точно такой же носик и глаза, какие были у маленького Пети. И тоже он был очень неспокойный, не давал мне совсем спать. Думала, что разбойник с него какой-то вырастит, но перерос, вполне нормальным человеком стал.