Зрелище, что и говорить, впечатляющее!
А вскоре на аэродроме Саратовской военно-планёрной школы я увидел этот планёр вблизи и даже полазил внутри. У него был довольно просторный грузовой отсек с фанерными сиденьями вдоль бортов, которые при необходимости легко снимались и складывались, освобождая место для груза. Из отсека — вход в пилотскую кабину, закрытую просторным плексигласовым фонарём. На приборной доске поблёскивают чёрными циферблатами указатели скорости, высоты, компас и вариометр, который показывает скорость спуска или подъёма планёра. На левом крыле, в носке, закрытом прозрачным плексигласом, — фара, как у автомобиля, для ночных посадок. Планёр мог поднимать целую тонну груза или семь-восемь парашютистов с полным вооружением. Сам же планёр никакого
вооружения не имел — ни пулемётов, ни других средств защиты.
— М-да. .. — протянул кто-то из курсантов, — летающий гроб!
— Зачем так мрачно? — удивился наш случайный гид, отрекомендовавшийся: «Инструктор Янусов». — Не гроб, а отличный десантный планёр. На таких за линию фронта летают к партизанам; боеприпасы, медикаменты, бойцов возят. В лесу на любую поляну сядет. А самолёту нужен целый аэродром. Где его найдёшь в белорусских лесах? К тому же летают к партизанам ночью, так что в темноте фрицы не всегда могут обнаружить аэропоезд.. . Ну, а в крайнем случае, — улыбнулся Янусов, — если фашистские истребители появятся, то десантники могут отстреливаться из своих автоматов и пулемётов вот в эти штуки...
Он ловко крутанул ободок иллюминатора и выставил в круглое оконце кулак. Весёлый человек этот инструктор! Он был старше нас лет на пять-шесть и перед войной учил летать на планёрах таких же энтузиастов авиации, как и мы. И, судя по всему, очень любил своё дело и планёры.
— Скажите, пожалуйста, — обратился я к нему, — трудно научиться летать на этом... на этом дилижансе?
— Товарищ курсант, ваша ирония здесь неуместна! — оборвал он меня. — Я, конечно, понимаю, что это не современный истребитель, но. .. Недавно один планерист даже подвиг на нём совершил.
Мне стало неловко за опрометчиво сорвавшееся слово, я прикусил губу, а кто-то из друзей, чтобы замять мою оплошность, спешно спросил:
— Какой подвиг? Мы ничего в газетах не читали...
— В газетах о таких делах пока не пишут. А насчёт подвига — это довольно интересная и для всех вас поучительная история. Присаживайтесь, расскажу. . . Может, слыхали, гремел до войны такой знаменитый планерист Сергей Анохин?
— Да, читал о нём! — обрадовался я. — Даже портрет его в журнале видел.
— Верно, печатали и портреты, — подтвердил Янусов, — потому что это один из лучших советских планеристов, рекордсмен мира. А сейчас он лётчик-испытатель, и, между про-
чим, этот А-7 конструкции Олега Антонова тоже он испытывал. Но я, кажется отвлёкся. . .
И вот что рассказал нам Янусов.
Однажды в партизанский штаб, в Москву, пришла радиограмма. Командир одного из отрядов в Белоруссии просил срочно доставить взрывчатку, чтобы взорвать железнодорожный мост и помешать фашистам перевозить войска и технику на фронт. Но предупредил, что партизанский аэродром невелик — обыкновенная поляна в лесу, большие транспортные самолёты сесть на него не могут. Тогда и решено было послать к партизанам десантные планёры на буксире за самолётами.
Тёмной ночью с одного из подмосковных аэродромов взлетели аэропоезда и взяли курс на запад. Один из планёров пилотировал Сергей Анохин. В грузовом отсеке возвышалась целая гора ящиков со взрывчаткой. Лететь трудно, ночь тёмная, самолёта совсем не видно, а бортовые огни включать нельзя: фашистские ночные истребители могут обнаружить аэропоезд. Но Анохин уверенно вёл планёр за самолётом, ориентируясь по невидимым с земли синим языкам пламени, которые вылетали из выхлопных патрубков моторов. Над линией фронта аэропоезд обстреляли зенитки, но огонь их, к счастью, был слабый и неточный. Через некоторое время аэропоезд вышел в заданный район и, как было условлено заранее, трижды помигал бортовыми огнями.
Внизу вспыхнул условный сигнал — три костра, разложенные в определённом порядке. Они указывали место и направление посадки. Анохин отцепился от самолёта и, ориентируясь по кострам, пошёл на посадку. Чтобы сохранить маскировку и секретность аэродрома, он лишь перед самой землёй включил посадочную фару, благополучно приземлился и остановился у самого костра. В свете слабого огня Анохин увидел бегущих к нему вооружённых людей и подумал: «Свои или чужие?» На всякий случай взвёл автомат. Но, услыхав русскую речь, открыл фонарь кабины и тут же попал в объятия партизан. Вслед за Анохиным приземлились и другие планёры. А самолёты-буксировщики, выполнив своё задание, повернули назад и бесследно исчезли в ночи.