Глядя на Золя, можно подумать, что это дедушка.
Как-то Габриэль Трарье посетил писателя в доме на Брюссельской улице. Писатель расположился перед своим огромным столом министра Народного воображения. Он глубоко ушел в кресло, колени прикрыты серым пледом, вокруг шеи повязан белый платок. Открытый выпуклый лоб с большими залысинами, на лице — морщины-иероглифы, следы тех мук, которые уготовила ему судьба. Взгляд полон печали. Зашел разговор о литературе, театре.
— Да, «Миссидор»[195]…— говорит Золя. — Мне хотелось бы в этой поэме воспеть труд, необходимость и красоту человеческих усилий, веру в жизнь, плодородие земли, надежду на грядущую справедливую жатву…
Грядущая справедливая жатва. Весь Золя последних лет в этой банальной фразе.
— Трарье, — неожиданно обращается Золя глуховатым голосом, — Трарье, благодаря Делу я стал лучше!
Выход в свет романа «Труд» был отмечен банкетом, который устроили фурьеристы. Золя не присутствовал на нем, но прислал письмо:
«…Меня нет вместе с вами потому, что так мне кажется лучше и логичнее. Ведь главное не во мне и даже не в моем произведении, а в том, что вы отмечаете, — в стремлении к справедливости, в упорной борьбе за человеческое счастье; и в этом я с вами. Разве недостаточно того, что моя мысль — это ваша мысль?»
Но что осталось от прежнего Золя? Нелюдимый ребенок из тупичка Сильвакан умер, влюбленный в «розовую шляпку» умер, молодой публицист, работавший у Ашетта, умер, друг живописцев из кафе «Гербуа» умер, автор «Ругон-Маккаров» умер. И даже автор «Трех городов» умер. Ему почти незнаком тот Золя, каким он стал.
Как сказал Мак Орлан, «последнее слово всегда за смертью, которая не дает никаких объяснений». Золя знает это. Его ждет Лазарь. И.о Лазаре он думает во время бессонницы. Гонкур последовал за своим братом, Флобер-«Старик» спит в своей могиле, красавец Мане, Мопассан, умевший так весело пожить, Альфонс Доде… 6 августа 1901 года умирает Поль Алексис. Золя плачет от горя и тоски.
1901 год. На лице Золя лежит печать постоянной усталости. Борода и усы побелели. Наглухо застегнутая бархатная куртка делает его похожим не то на священника, не то на военного врача. На одном из столов у него лежит бронзовая медаль, стараниями Шарпантье она была выбита по фотографии Золя, сделанной Надаром, где он изображен в профиль: меланхоличный и озабоченный мыслитель.
2 июля 1902 года Золя писал Брюно из Медана:
«Скоро уже три недели, как мы здесь, живем мы в полнейшей тишине и спокойствии. Жена моя чувствует себя лучше, особенно с тех пор, как установилась хорошая погода. Я хорошо поработал, но рассчитываю закончить „Истину“ лишь к концу месяца. Это ужасно длинная вещь… Поэтому я очень устал… Днем я с наслаждением прогуливаюсь по саду, наблюдая за жизнью, которая кипит вокруг меня. С возрастом я чувствую, что все уходит, и я еще более страстно люблю все живое…»
Золя писал «Истину» с 17 июля 1901 по 7 августа 1902 года. В сентябре роман начинает печататься в «Орор». Никогда еще он не писал с такой быстротой. Он задумывается о дальнейшей работе, о четвертом Евангелии — «Справедливости».
«Я окунусь с головой в утопию, да, это будет, без сомнения, сон красоты и доброты, лирический апофеоз человечества, постепенно продвигающегося по пути цивилизации. Я напишу большую поэму[196] в прозе, полную света и нежности».
Он лежит в кровати и слышит, как Александрина говорит садовнику:
— Не шумите, мой муж спит.
Нет, он не спит. Он грезит. Двенадцать пьес, посвященных и переданных по завещанию Денизе и Жаку, чтобы обеспечить их будущее… Весной он гулял с ними по берегу Сены… Он привез их в новой лодке «Накипь»… Он рассказывал им о работе речников… «Я напишу драму о лесорубах и речниках, о реке и лесе… Река течет. А затем напишу: „Для чего?“ Для чего разводятся? Женщина разводится, чтобы вторично выйти замуж, и обманывает своего второго мужа, сойдясь с первым. О, это неплохой сюжет! Бурный и острый фарс, бесполезное волнение, тщетные попытки добиться счастья, топтанье на месте бедного человечества… А затем… я изображу Вечную Любовь, расскажу историю неистовой страсти, которой охвачены замужняя женщина и ее любовник, оба принадлежащие к классу буржуазии…» Он слышит, как женщина восклицает над трупом своего любовника: «Он навсегда унес в своем взоре образ моей вечной молодости». Женщину будет играть Сара Бернар… «Я, пожалуй, лучше назову пьесу „Почему любят“, или „Молодость“, или „Госпожа“… „Госпожа“ — хорошее название. Госпожа… Госпожа Жанна Золя, моя бедная Жанна, тебя все-таки называют госпожой… Я хочу, чтобы у моих детей было имя Золя! Золя! Золя! Боже мой, ведь так кричал Сезанн, когда звал меня в Эксе посмотреть на проходившие по улице кавалерийские эскадроны! Поль! Поль! Да. Один из персонажей будет художником, милый мой старина Сезанн… у меня нет больше желания писать романы, ты знаешь это. Я должен свести счеты с театром. Если, паче чаяния, не уеду в Палестину! Нужно написать кое-что о сионизме…»