Англичане оказались более устойчивыми, однако друг Золя Георг Моор, Арнольд Беннет, Голсуорси и в особенности Д. Г. Лоуренс и Джеймс Джойс, не будь Золя, не стали бы тем, кем они стали.
Среди американцев прежде всего следует назвать Теодора Драйзера, «американского Золя», Шервуда Андерсона, Синклера Льюиса и во вторую очередь (только потому, что это более свежие примеры) — Стейнбека, Колдуэлла, Генри Миллера и др. У Драйзера такой же творческий метод: поведение героя обусловлено его темпераментом. Он заимствует даже терминологию и усваивает детерминизм Золя. И разве неясно, чем обязан автору «Ругон-Маккаров» Джон Дос-Пассос, написавший «Манхеттенский поток» (1925) и «42-ю параллель» (1930), хотя он пользуется и иной литературной техникой?
Если представить себе общую картину развития доброкачественного американского романа — «Три солдата» Джона Дос-Пассоса, «Прощай, оружие» Хемингуэя (см. «Разгром»), «Непобежденный» Фолкнера, «Табачная дорога» Колдуэлла (см. «Нана» и «Западня»), «Тропики» Генри Миллера и «Гроздья гнева» Стейнбека (см. «Жерминаль»), то невозможно будет отрицать влияние Золя на современную литературу США.
Генри Джеймс, один из крупнейших американских писателей, которые отлично знали Францию и которых так плохо знают во Франции, сказал, воздавая дань уважения Золя: «„Ругон-Маккары“ — это беспримерный акт мужества в истории литературы».
А Эптон Синклер заметил: «Именно так мне хотелось бы писать».
Вместе с Бальзаком, Гюго — автором «Отверженных» и Эженом Сю, которого не следует забывать, Золя стоит у Истоков той мировой литературы, которая не является ни интроспективной, ни таинственно-непостижимой, у истоков романа, который приемлет существование внешнего мира и соглашается черпать в нем свои темы. Более того, нельзя не видеть, что он изобразил в своих романах нового героя (и это было революционным новшеством) — физиологического человека, заполонившего затем всю литературу, человека, все функции которого отныне на виду.
Это влияние совершенно не связано ни со стилем Золя, искаженным в переводах, ни с его идеями экспериментирования, ни с тем наспех созданным архитектурным построением, которое и является натурализмом и которое, как старались нас убедить поверхностные критики, и составляет главное в творчестве Золя. Критикам это было необходимо для изничтожения писателя.
За границей и по сей день живут не теории Золя, а воплотившееся в его творчестве, представляющем собой значительную научную ценность, отношение писателя к человеку, социальной среде и внешнему миру, его изумительная любовь к людям.
В стране социалистического реализма, далеким предшественником которого он в известной мере являлся, Золя занимает третье место среди французских романистов, и книги его издаются там миллионными тиражами.
Ганс Рейфиш, автор замечательной книги «Дело Дрейфуса», писал недавно Жюлю Ромэну:
«Мы придаем очень большое значение Золя. Ни один писатель XIX века не является для нас столь актуальным. Творчество Золя более актуально, чем творчество Толстого, чем творчество Достоевского, даже чем творчество Бальзака. Золя отобразил в большей степени, чем эти писатели, новое положение в мире, новые проблемы коллективной жизни и жизни пролетариата. Он единственный писатель, который сумел вырваться из царства буржуазии».
Это самое лучшее суждение о его творчестве.
В 1902 году, когда умер Золя, в ярмарочных балаганах показывают первый фильм, снятый по мотивам «Западни» — «Жертвы алкоголизма» (бесстыдная подделка, подобная тем, какими занималось в ту пору кино, блуждавшее в потемках). От этого фильма осталось лишь резюме его содержания в каталоге Пате за 1902 год:
«1. Жилище счастливой и процветающей рабочей четы. — 2. Первые посещения винной лавочки. — 3. Губительные последствия злоупотребления алкоголем. Его жена приходит за ним в кабак. — 4. В мансарде. Нищета. — 5. Сумасшедший дом. Палата для буйнопомешанных. Белая горячка».