Анна видела, признавала и безоговорочно принимала как должное все те божьи атрибуты, которые столь часто служили предметом дискуссий. Мистер Бог, несомненно, был автором всех вещей, творцом всех вещей, всемогущим, всеведущим, пребывающим в самой сути этих самых вещей — за одним исключением. Именно в этом исключении Анна и видела ключ ко всей системе. Это было отличное, забавное исключение; более того, благодаря ему мистер Бог как раз и становился «дорогим».
Анну крайне озадачивало, что никто до нее этого не заметил, — или, по крайней мере, если и заметил, то решительно не пожелал об этом говорить. Это было странно, потому что, с точки зрения Анны, подобное могло прийти в голову только мистеру Богу. Все прочие свойства и качества мистера Бога, о которых так много говорили в церкви и школе, были величественны, внушали трепет и, давайте назовем вещи своими именами, даже некоторый ужас. А потом он пошел и сделал это. И именно это сделало его смешным и забавным. И доступным для нашей любви.
Можете, если хотите, отрицать, что мистер Бог существует: все равно никакие отрицания ни в малейшей степени не повлияют на сам факт его существования. Нет, мистер Бог был, и был здесь, несомненно, главным, осью, центром, самой сутью вещей, и как раз здесь-то и начиналось самое смешное. Понимаете, приходится признать, что он является всеми этими вещами, но тогда получается, что это мы находимся в своем собственном центре, а не бог. Бог есть наш центр, но тем не менее именно мы осознаем, что он — центр. Из-за этого получается, что по отношению к мистеру Богу мы занимаем внутреннее положение. В этом и состоит парадоксальность природы мистера Бога — несмотря на то, что он пребывает в центре всех вещей, он все равно смиренно стучит в дверь и ждет снаружи, пока его не впустят. А дверь открываем именно мы. Мистер Бог не вышибает дверь и не вламывается внутрь во всем своем величии; нет, он стучит и ждет.
Для того чтобы разобраться с богом, нужен супербог, но ведь именно так оно и происходит. Как сказала Анна: «Это же просто здорово, правда? Так я получаюсь очень важная. Ты только представь себе мистера Бога на втором месте!» Проблема «свободной воли» никогда не занимала ее. Наверное, для этого она была слишком юна, но это не помешало ей проникнуть в самую суть вопроса: мистер Бог занимает второе место, это что-то!
Стояло воскресное утро. Недавно пробило десять. Анна давно уже встала. Одной рукой она решительно трясла меня за плечо, в другой у нее была чашка чаю. Открыв один глаз, я сосредоточил внимание на отчаянно раскачивающейся чашке, помимо которой в руке обнаружился и молочник. Вероятность того, что несколько секунд спустя чашка со всем содержимым окажется у меня в постели, была оценена мною как весьма высокая. Дабы обеспечить себе большую свободу передвижений в случае опасности, я отполз на другой край кровати.
— Прекрати немедленно, дитя, — потребовал я.
— Чашечку чаю? — она плюхнулась рядом со мной на постель. Чашка исполнила последний неистовый пируэт вокруг молочника и совершила благополучную посадку. Скрябнув донышком чашки по краю молочника, она подала ее мне. Внутри оставалось еще достаточно чая, чтобы потопить муху или даже двух, или, по крайней мере, испортить им остаток дня.
Я поднял чашку, чтобы допить остатки, и тут мне на нос свалились с полдюжины кубиков нерастворившегося сахара. Я сделал ей страшную рожу.
— Это что, чай? — оскорблено вопросил я.
— Тогда пей то, что в молочнике. Давай подержу. По утрам я, как правило, не в самой лучшей форме, поэтому мне понадобились обе руки, чтобы принять вертикальное положение. Я спустил ноги с кровати, собрался с силами, закрыл глаза и разинул рот. Анна услужливо сунула мне в рот край молочника и подала его еще немного вверх, так что он стукнулся об мои задние зубы. Примерно треть чая прошла внутрь, а остальное оказалось снаружи. Анна радостно захихикала.
— Я хотел пить, а с умыванием можно было и подождать. Марш на кухню и заваривай по новой, — грозно сказал я ей, указуя перстом на дверь. Она удалилась.
— Финн проснулся! — раздался вопль из-за двери. — Он хочет еще чая, потому что этот он вылил себе на пижаму.
— Бог тебя простит, — проворчал я, стаскивая пижамную куртку и вытирая себе грудь ее сухой частью.
В нашем доме долго ждать чая не приходится. Чай для нас всегда был тем же, чем сыворотка для травмопункта, и имелся в наличии всегда. Чай с шафраном был нужен для лечения каких-то хворей вроде лихорадки. Чай с мятой годился от газов. Чай помогал нам проснуться по утрам и заснуть, когда приходило время отправляться в постель. Чай без сахара освежал, чай с сахаром заряжал энергией, чай с очень большим количеством сахара помогал, если требовалась хорошая встряска. По мне, так каждое пробуждение было хорошей встряской, так что в первой на дню чашке чаю сахара было предостаточно.
Вернулась Анна со следующей порцией чая.
— Ты мне сделаешь сегодня два гребных колеса? — спросила она.
— Может быть, — ответил я. — И куда же ты погребла?
— Никуда. Я хочу поставить эксперимент.
— Какого размера должны быть колеса и для какой они надобности? — продолжал выспрашивать я.
— Маленькие. Вот такие, — ладошками она показала диаметр дюйма в три. — А нужны они для исследования про мистера Бога.
Просьбы такого рода я давно уже принимал как должное. В конце концов, если можно учиться мудрости у камней и растений, то почему бы не у гребных колес?
— А еще мне нужна большая ванна, и шланг, и банка с дыркой, можно? Может, будет нужно и еще что-нибудь, но я пока не знаю что.
Пока я делал гребные колеса, Анна готовилась к эксперименту. Колеса были водружены на оси. В большой цилиндрической формы жестянке провертели дырку в полдюйма диаметром — в стенке рядом с донышком. Одно из колес припаяли внутри банки как раз напротив дырки. Где-то через полчаса лихорадочной деятельности меня пригласили во двор полюбоваться на эксперимент по исследованию мистера Бога в действии.
Подсоединенный к крану шланг наполнял водой большую ванну. Банка с колесом внутри находилась в середине ванны, придавленная ко дну камнями. Когда вода через дырку попадала внутрь, колесо начинало вращаться. Другой кусок шланга выполнял роль сифона, отсасывая из банки воду, которая падала на лопасти второго колеса и вращала его, а потом уходила через сток. Я обошел установку кругом и приподнял одну бровь.
— Тебе нравится. Финн? — спросила Анна.
— Ужасно нравится. Но что это такое?
— Это ты, — сообщила она. указывая на банку с колесом внутри.
— Вот ведь черт меня побери. А чем это я занят?
— Вода — это мистер Бог.
— Что, правда?
— Вода течет из крана в ванну.
— Я все еще внимаю.
— Она попадает в банку, которая ты, через дырку и заставляет тебя работать, — пояснила она, показывая на крутящееся колесо, — как сердце.
— М-м-м?
— Когда ты работаешь, она выходит через эту трубу, — она показала на сифон, — и это заставляет работать второе колесо.