Темноглазая девочка, видимо его сверстница, еще с уцелевшим бантом в волосах — № 748. Крепко сжатые губы. Сумрачный взгляд. Что привиделось ей? О чем она думает?
А эта, постарше, № 3327. Аккуратная девочка. Была, наверное, в школе прилежною ученицей. Вон как старательно глядит она именно в ту точку, которую указал фотограф. И глаза ее полны готовности к послушанию. Доверчивые, непонимающие глаза.
Невозможно смотреть на эти лица теперь, когда известны их судьбы!
Фотографии старших детей. Обритые головы. Скулы, туго обтянутые кожей. Провалы глаз… Эти в полной мере успели уже познать ад оккупации.
«Я тоже один из них. Один из нескольких тысяч детей польских, которые в годах 1942–1945 заселяли единственный в своем роде лагерь, созданный немцами специально для детей. Я один из тех немногих, кому посчастливилось уцелеть» — так пишет Йозеф Витковский в своих воспоминаниях, опубликованных в 1969 году в номере первом журнала «Одра» (Одер).
Витковского я разыскала во Вроцлаве, где он теперь постоянно живет. Разыскала по совету польских товарищей, от которых многое слышала о нем.
В Варшаве, в Главной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний, и в Лодзинской прокуратуре мне говорили, что у Витковского уникальный личный архив из собранных им документов и фотографий. Что он не по обязанности — по велению сердца и памяти ищет самоотверженно и неутомимо следы того, что было содеяно с его сверстниками.
О нем говорилось уважительно и по-доброму.
…Охотно согласившись на встречу со мной, Йозеф Витковский, так же как и Здислав Влощинский, крайне неохотно рассказывал о своем пребывании в «Полен Югендфервандлагер», о личной судьбе.
В остальном же они были разительно несхожи, Йозеф и Здислав.
Здислав — напряженный и жестковатый, весь во владеющем им стремлении к действию.
Йозеф же в мягкой раздумчивости, сдержанности, в пытливом, искреннем интересе к собеседнику. Было ему что-нибудь около сорока, а выглядел он моложе. Не знаю, как это выразить поточнее, но в худощавой его фигуре, в легких движениях, в застенчивости, в манере слушать, и спрашивать, и говорить ощущалось приглушенное, не изжившее себя — юношеское.
Мне легко было представить его себе подростком. Мне и сейчас кажется, что я узнаю его на одной из тех безымянных фотографий: худенький, большелобый мальчик с мягким и грустным взглядом.
О том, что ему удалось найти, Витковский рассказывал охотно. Но не было и в его рассказах сведений о лагере, который искала.
О советских детях ему было известно лишь то, что знала уже и я: что они находились в особом лагере в окрестностях Лодзи. Правда, к этому он добавил, что в «Полен Югендфервандлагер» действительно прибыл однажды транспорт как будто с «радзецкими» малыми детьми. Но детей этих скоро увезли — куда, об этом никто не знал.
О самом Витковском мне удалось узнать лишь немногое. Из Лодзи его вывезли вместе с матерью, как вывозили многих поляков, чьи дома предназначались властями для немецких колонистов. Сказали, что везут их к месту работы — место названо не было.
Йозеф ехал отдельно от матери, в мужском вагоне. Мужчины по дороге сказали ему, что везут их вовсе не на работу, а в Освенцим и что ему бы лучше бежать — он маленький, щуплый, может, это удастся. И они помогли ему соскочить с поезда на перегоне между Краковом и Катовицами, где поезд замедлил ход. До утра Йозеф отлеживался неподалеку от железнодорожной линии. А на рассвете постучал в домик дорожного смотрителя-поляка. Там его приняли, накормили, дали возможность отдохнуть.
Через несколько дней он с величайшей предосторожностью добрался до Лодзи, до своего дома. Зачем? На что надеялся? Дом был заперт, никто в нем еще не жил.
От соседей Йозеф узнал, что за ним уже приходили из полиции. Значит — ищут. Так начались его скитания.
Бросая вызов судьбе, Йозеф тайно перешел границу «Генеральной губернии», то есть той части Польши, которая не была присоединена к «Великой Германии» и должна была, по замыслу, стать местом резервации поляков.
А потом очередная облава — «лапанка». Йозеф схвачен вместе с другими и направлен «для выяснения личности» в следственный лагерь в Мысловицы. Страшный лагерь! Впрочем, как и другие лагеря. Но Витковский говорит, что детям, которые находились там вместе со взрослыми, было легче, чем в «Полен Югендфервандлагер», куда его вывезли впоследствии.