Бравин поднял руку, прекращая разговоры, и сказал:
— Средне, — и, перекрывая недовольный шумок, чуть повысил голос: — Так должен работать худший в моем наряде. После захвата голову мне не зафиксировали и дали уйти в ноги. Когда я вас сбил, вы ворочались на земле с ловкостью молодого игуанодонта.
— Кто такие, Олег Сергеевич? — вытирая пот, спросил ефрейтор.
— Это такие порося, с шеей, как у гуся, — ответил Бравин.
Пограничники хохотали, Бравин отряхнулся, встретился взглядом с прапорщиком Грузинцевым и подмигнул. Сергей пружинисто поднялся, кивнул Сердюку на скамейку и занял его место. Бравин бросил ему нож, Сергей ловко его поймал и тут же кинулся вперед. Бравин перехватил вооруженную руку, подвернул, оказался у противника за спиной и свободной рукой перехватил ему шею, подняв подбородок, прижал к себе.
— Вы этого не сделали, Сердюк, — сказал Бравин — Ясно?
— На завалинке усе ясно, — ответил Сердюк.
Противники разошлись, Бравин воткнул нож в землю и сказал:
— Извини меня, Сережа.
— Прости меня, Олег Сергеевич.
И началась боевая схватка. Они били друг друга всерьез, обманывая, уходили, бросались в ноги, перебрасывали через себя. После очередного столкновения у Бра-вина из уголка рта пошла кровь. Он оглянулся, схватил лежавший на земле кирпич, с криком кидаясь вперед, замахнулся. Сергей блокировал вооруженную руку, но Бравин уронил кирпич ему за спину и подсек противника ногами. Падая, Сергей хотел схватить Бравина за ноги, но тот успел отпрыгнуть. Сергей вскочил и, глядя за спину Бравину, крикнул:
— Бей сзади!
Бравин повернулся, Сергей бросился, по Бравин лишь имитировал поворот и вновь сбил противника с ног, поднял руки и сказал:
— Сдаюсь!
Но Сергей продолжал занимать боевую позицию.
— Запомните, — Бравин повернулся к пограничникам, которые следили за схваткой, затаив дыхание, — слово «сдаюсь» — не сигнал к окончанию боя, — он указал на готового к схватке прапорщика. — И поднятые руки тоже могут быть лишь провокацией! Все! Занятия окончены.
Бравин и Грузинцев обменялись рукопожатием и направились в душевую.
Обычно, закончив занятия, Бравин не торопился домой, но сейчас старался проводить с женой как можно больше времени. И сегодня пришел с работы, быстренько переоделся, и они отправились в кино. Не прошли и трех кварталов, как столкнулись с Алексеем, который фотографировал игравших на сквере ребятишек.
— Опыт подсказывает: снимай все, что видишь, — заговорил он, не здороваясь, будто они расстались полчаса назад. — Никогда не угадаешь, какой снимок может понадобиться.
Узнав, что они собрались в кино, он сказал:
Успеется, сейчас я вас приглашаю в кафе.
Бравин не хотел, чтобы Наташа расценила его возражение как ревность, и вскоре они сидели на открытой веранде и ели мороженое.
— У меня редактор — потрясающий парень, — рассказывал Алексей. — Восемьдесят процентов своей энергии он тратит на то, чтобы убедить окружающих, как он чрезмерно занят и никто другой не мог бы выдержать такой нагрузки. А вот он выдерживает, к тому же всегда доброжелателен, внимателен, а когда ему приходится нерадивому сотруднику сделать выговор, так он, руководитель, расстраивается чуть ли не до слез. Три раза в неделю шеф играет в теннис, по субботам — обязательно баня, не курит, пьет «Ессентуки». Раньше, случалось, по праздникам он выпивал рюмку коньяку, так сказать, плотнее сливался с коллективом. Нынче, естественно, об этом не может быть и речи. С его здоровьем и нервами ему бы в космонавты податься, а шеф нет-нет, да, вроде бы смущаясь, помассирует грудь или, отвернувшись, проглотит таблеточку. Страсть как хочется спереть у него пробирочку, посмотреть, чего он кушает.
— Не люблю, когда начальство высмеивают, — сказала Наташа. — Послушаешь, получается, что все руководители либо дубы, либо хамы, карьеристы. У вас шеф, как вы выражаетесь, посложнее, но тоже мало симпатичный.
Алексей не смутился, довольно хохотнул, зубы у него были, как у американского киногероя.
— Наташенька, — он взглянул на Бравина, прижал руку к груди, — простите за журналистскую развязность. Недобрые мы, подчиненные. Вы данный факт верно подметили. У каждого недостатки, кто на горке, тот виднее. К тому же болтаю я без злобы, половину сочиняю, пытаюсь вас развеселить, уж больно вы оба серьезные.
Бравин из этого разговора выключился, он умел вроде бы слушать, даже вставлять реплики, а думать о своем, никакого отношения к общей беседе не имеющем.
«Вернется Наташка в Москву, найдет ее там бойкий журналист. Парень он видный, язык подвешен ловко... — Бравину стало зябко. — Недостойно я себя веду». Он заставил себя улыбнуться, подмигнул жене. Наташа махнула на него рукой: