— Будем, будем, — рассеянно закивала я головой.
Мои мысли были далеко. Буква"Р"больше меня не интересовала. "Это, что же получается? Агафья Платоновна, не только трактир с постоялым двором держала, а еще и притоном не брезговала? Веселая у меня тетушка была, хм... Хрящиха одним словом.Чувствую, что придется мне в это дерьмо с головой окунуться!"
Лестница натужно скрипела под большим телом мужчины, шаталась и грозилась завалиться на правый бок. Я как могла удерживала равновесие этой громоздкой штуки, но силы меня покидали. Пыхтя и напрягаясь, я дала себе клятвенное обещание, что непременно возьмусь за тренировки, не дам зачахнуть слабому тельцу Эммы.
Пока я мечтала, что стану сильной, Степан прибил на место букву"Р"новенькими, блестящими гвоздями. Он отложив молоток и потянулся за следующим гвоздем. Лестница не выдержала такого сильного перекоса, она словно насмехаясь над моими стараниями, отклонилась от опоры, застыла почти вертикально, а затем плавно начала заваливаться на правый бок.
— Степанушка, держись! — проорал у меня над ухом визгливый и испуганный голос.
Лестница заскрипела, задрожала и выровняла равновесие. Крепкая, похожая на маленького бегемотика, Екатерина Васильевна, отважно подставила свое плечо, отпихнула меня, словно легкую пушинку.
— Да, что же ты творишь! Чужих мужиков гробить удумала?! Вот сейчас с тобой полиция и разберется, вдруг самозванка ты какая? Приехала, да еще не сама, детишек каких-то притащила! А документов, то и не показала. Валериан Антонович, вы документы у девицы то проверьте, здается мне, что она на чужое добро позарилась, — голос у меня над ухом обличительно верещал. — Степанушка, что же ты там завис? Спускайся, не бойся, я лестницу крепко держу! — голос женщины сразу стал ласковым, почти нежным, словно она обращалась к несмышленому ребенку, а не к плечистому и здоровому мужчине.
Степан досадливо крякнул, где-то там наверху. Молоток тяжело просвистел в воздухе и плюхнулся почти рядом с голосистой Катериной. Сам мужчина лихо спрыгнул, потеснил свою жену в сторонку.
— Давай Катя, я лестницу на место отнесу, — он легко приподнял и отодвинул свою супругу в стороночку.
— Екатерина Васильевна, совершенно права. Будьте любезны гражданка, покажите мне документы на владение имуществом, и свое удостоверение личности. А так же, хотелось бы узнать, кем вам доводятся дети,— мужчина кивнул на играющихся в снежки Лизу и Шурика.
Я смотрела на представителя здешней власти. Мужчина, голос которого звучал вкрадчиво, словно он собрался меня соблазнять, подкрался совсем незаметно.
— Не правильно, вы разговор начинаете господин хороший, не по инструкции. Если вы представитель закона, то будьте добры представиться, и документ соответствующий показать, — отчеканила я, глядя в серые, холодные глаза.
Высокий, незнакомый мужчина усмехнулся узкими губами, выгнул черную, широкую бровь. Неторпливо снял форменную фуражку с кокардой.
— Добужинский Валериан Антонович, начальник здешней полиции. Прошу любить и жаловать. Кстати удостоверение личности, можете барышня уже не показывать. Одно лицо с покойной Агафьей Платоновной, одно лицо, — он задумчиво пригладил короткий ежик светло-русых волос, холеной рукой с длинными пальцами.
Меня, словно током ударило. "Еще один бубновый король из колоды карт моей мутной тетушки?"— подумала я, а сама невинно захлопала глазами и обворожительно улыбнулась.
— Ваша тетушка, признаюсь вам Эмма Платоновна, была женщиной незаурядной, — голос моего незваного гостя рокотал, переливался оттенками выставленной на показ грусти и смиренного почтения.
Мужчина стоял напротив портрета бывшей хозяйки"Сладких Хрящиков"и с удовольствием потягивал из хрустальной рюмки коньяк, большие запасы которого были обнаруженны мной в мрачном, резном буфете.
Я стояла рядом с ним и пытась объяснить себе занятное и очень интересное явление.
Агафья Платоновна, чье изображение навеяло на моего гостя столько грусти, на портрете хмурилась,едко сверлила взглядом задумчивого Валериана Антоновича. Иногда недовольно морщилась, словно от зубной боли и нервно барабанила холеным пальчиком украшенным массивным перстнем с зеленым камнем по переливающемуся бархату скатерти. Явно злилась моя покойная тетушка , явно злилась.
Но начальник полиции этого не видел. Он спокойно смаковал дорогой коньяк, слегка кривился и щурил серый глаз, когда заглатывал очередную дольку, тонко, почти прозрачно нарезанного лимона. Он любовался или же старательно делал вид, что любуется огромным, парадным портретом.